С выполнением обета, данного Токико (вернуть меч Куса-наги Рюдзину), Киёмори не спешил. Да и что он мог сделать без права входить во дворец, которое жаловалось лишь вельможам высших рангов? Со скромным четвертым рангом ему дозволялось показываться там лишь по срочному вызову вышестоящих, так что до поры он занял себя приумножением казны да редкими вылазками против врагов государя — пиратов или мятежных монахов.
И в самом скором времени весь люд стал дивиться удаче Тайра из Исэ, что продвигались в чинах быстрее, чем куропатка взвивается в небеса.
Полет белых голубей
В тот самый год, когда Киёмори стал властителем земли Аки, у главы дома Минамото, полководца Ёситомо, родился сын. Когда мальчику исполнилось четыре года, Ёситомо повел его в святилище предков. Как и Тайра, Минамото были великим воинским родом — много наделов сёэн было пожаловано им в пользование. Они тоже искали власти в столице и рьяно сражались с разбойниками и бунтовщиками, замышлявшими против императора и его верноподданных, чем заслужили прозвание «когтей и клыков Фудзивара». Дом Минамото в, ел родословную от императора Сэй-вы, что правил тремя веками раньше, отчего их основная ветвь стала именоваться Сэйва Гэндзи. В отличие от Тайра, почитавших богиню удачи Бэндзайтэн, дом Минамото поклонялся ками Хати-ману, богу войны.
Ёситомо привел сына в Большое святилище на Цуругаока, Журавлином холме, близ приморского селения Камакура. Поначалу мальчуган испугался огромных колонн с полощущимися на ветру призрачно-белыми стягами, каменных полульвов, полупсов кома-ину у подножия лестницы, ведущей в главную молельню. Но больше всего напугал его грозный облик самого Хатимана: гигантская позолоченная статуя взирала с седла деревянного боевого коня, словно спрашивая: «Достоин ли ты предстать передо мной?»
При виде статуи мальчик всхлипнул и потянул отца за рукав, чтобы тот увел его обратно, но полководец Ёситомо сел рядом на корточки и сказал сыну:
— Не бойся. Хатиман — наш родовой покровитель, оберегает нас от напастей. Когда-то он был человеком, великим воином — императором по имени Одзин. Его матерью была императрица Дзингу, что одолела корейцев и вернула нам священную яшму, которая теперь перешла к нашему государю. Говорят, камни эти повелевают приливами и несметной армией рыб. Император Одзин был столь велик, что после смерти стад ками, божеством. Потому наш родовой флаг белого цвета — священного цвета Хатимана. Так что, как видишь, бояться его незачем.
Лучше поклонись и пообещай, что станешь таким же могучим воином. Тогда и я, и он сможем тобою гордиться.
Мальчик слушал очень, внимательно, затем повернулся к статуе и с поклоном произнес:
— Обещаю. Я буду великим воином.
Ёситомо ухмыльнулся и потрепал сынишку по волосам.
— Вот и хорошо. Так и должно быть.
Тут и он сам поклонился, оставляя жертвенный рис и сложенные листки с молитвами — просьбами к Хатиману благословить сына и ниспослать удачу в сражениях.
Когда они покидали святилище, мальчуган с детской прытью понесся по мощеной дорожке, обгоняя отца. Едва он добежал до ворот-торий у входа на священное подворье, как с соседних деревьев гинкго взметнулась огромная стая белых голубей. Казалось, стае не будет конца: в небе будто трепетал гигантский стяг из тысяч белых крыльев. Широким полотнищем стая потянулась на восток, хотя несколько птиц отделились и полетели на север. Когда Ёситомо догнал мальчика, все голуби вдруг резко повернули на север, за исключением малой стайки, направившейся к северо-западу. Отец с сыном благоговейно любовались невиданным зрелищем.
Во двор тотчас вбежали жрецы Хатимана в сияющих белых одеждах и высоких черных шапках. Они тоже, подняв головы, следили за стаей, указывая на небо и взволнованно переговариваясь. Оба Минамото почтительно ожидали толкования только что явленного знамения.
— Очень важно, куда полетели птицы, — пояснил верховный жрец. — Когда ваш сын поравнялся с ториями, стаю привлек «Дракон на вершине горы». Это направление означает силу и власть — знак безусловно счастливый. Однако некоторые повернули на север, что менее благоприятно. Когда же с вратами поравнялись вы сами, повелитель, к северу направилась вся стая. Путь сей — «Тигр, стерегущий у водопоя» — полон преград, уныния и тьмы. Посему вот наше толкование: сыну — великая власть, хотя и не без опасности, отцу — успех, но дорогой ценой.
Полководец мрачно кивнул:
— Я сохраню это в памяти. Отныне ваш храм будет непрестанно получать от меня подношения, чтобы Хатиман не усомнился, направляя нас. Обещаю, что выращу сына сам и научу всему, что умею.
— Да сопутствует вам обоим удача! — ответили жрецы и, как один, поклонились Ёситомо и мальчику.
Полководец взял за руку сына, позже нареченного Ёрито-мо, и повел из святилища. И хотя мы оставим их до поры, запомни, о слушатель, имя Минамото Ёритомо, ибо его владельцу предстояло сделать шаг, перевернувший историю.
Свиток второй Хогэн и Хэйдзи
Дым среди зимы
Жар погребального костра казался на удивление приятным. Последний дар отца, сегодня только он и согревал Киёмори.
В эту первую луну третьего года Нимпэй Тадамори занемог и скоропостижно скончался. Теперь дом Тайра предстояло возглавить тридцатииятилетнему Киёмори. Он плотнее закутался в плащ, спасаясь от колкого мороза.
Киёмори не смел выдать скорби — ни стоном, ни единой слезой. Он знал, что за ним наблюдает родня, а в особенности братья: Таданори, Норимори и Цунэмори. Дядя его, Тадамаса, который и прежде не питал к нему любви, теперь и вовсе пустил слух, будто Киёмори не Тайра вовсе, а императорский байстрюк. Он чуял, как хмурые взгляды буравят его даже здесь, у костра. Киёмори не имел права выказать слабость. Никто еще не оспаривал его главенство в доме Тайра, и он намеревался сохранить этот порядок.
Даже сыну Киёмори велел держаться бесстрастно, не показывать горя на людях. Хотя, поглядывая на юношу сверху вниз — Сигэморп в ту пору минуло пятнадцать, — он еще раз убедился, что зря беспокоится. Уже многие замечали, каким одаренным и сдержанным рос его первенец. Об одном лишь жалел Киёмори — что сын преуспел больше в поэзии, изучении сутр и летописей, нежели в ратном и наездничьем деле.
От заунывного пения монахов по коже бежали мурашки. Киёмори смотрел на клубящийся дым под темным зимним небом. Вот бы отменить смерть, снова и снова черпать от отцовской мудрости! Чья бы кровь ни текла в его жилах, он всегда почитал настоящим отцом Тадамори. С теплотой вспоминал Киёмори его широкое, неказистое лицо с глазами-щелочками. Вспоминал, как отец учил стрелять из лука, стоя на палубе в качку, надевать доспех, ездить верхом, вести за собой людей… В грядущие дни последний урок пригодится особенно.
«Ах, если бы ты дожил до исполнения пророчества, узрел своими глазами, как будет отомщено твое вечное унижение при дворе… Ты не поверил моему рассказу, а теперь я и сам стал сомневаться. Как мне усадить внука на трон без твоих советов?»
