— Убийство.
— Вот это да!..
— Ограбили ночной ларек. Продавщица сопротивлялась. Так ее стукнули по голове бутылкой. Летальный исход.
— Фофанова стукнула?
— Это была компания тинейджеров. Кто именно стукнул, установить не удалось.
— А вы откуда же такие подробности узнали?
— Да поговорил кое с кем… В общем, следователь был уверен, что это она — Фофанова убила. Она самая дерзкая из них была, бесшабашная… Остальные подростки под ней ходили. Трусоваты. А этой все было тогда нипочем!
— Тогда? Почему — тогда? Вряд ли она сильно изменилась потом. Пребывание в колонии ее скорее всего только закалило.
— Узнаем, узнаем, — пробормотал Богул, — мы еще утром поставили в известность ее мужа. Очевидно, скоро он уже будет здесь.
— Интересная, должно быть, у вас с ним получится беседа…
— Ну, вот и все! — Лейтенант показал Светловой, где она должна расписаться.
— Все? Я могу уезжать из города?
— Н-нет…
— Что такое, Богул?! Что это означает?
— Честно?
— А вы думали, что я попрошу вас приврать?
— Дело в том, что как раз сейчас решается: давать делу серьезный ход или…
— Ну, понятно! — вздохнула Светлова. — Или остановиться на вашей беспомощной версии — самоубийство!
— Если серьезно раскручивать смерть Фофановой, вы бы нам еще могли пригодиться.
— Понимаю, — Аня опять вздохнула.
— Ну погодите еще денек, — почти умоляюще попросил Богул. И тут же спохватился, что “при исполнении”. — Хотя я могу и официально: на трое суток — в интересах следствия!
— Да идите вы со своими сутками! — Аня махнула рукой. — Жду еще один день.
— А где вас искать, я знаю.
— А вот и не знаете! — Светлова злорадно оглянулась, позволив себе маленькое торжество.
— То есть?!
— Я переменила свой, с позволения сказать, отель.
— Вот как?
— Да.
— И где же вы теперь? В нашем славном городе не столь уж большой выбор, с позволения сказать, отелей.
— А помните, где мы завтракали?
— Ах вот что! Это не отель, а мотель. Мотель “Ночка”!
— “Ночка”? — Аня усмехнулась. — Смешное название. А я даже и не поинтересовалась, как он называется.
* * *
Аня вышла из кабинета Богула.
В коридоре, низко склонив голову и упершись локтями в колени, сидел мужчина. Черный костюм, белые носки, бычий затылок и сумочка-барсетка — широко распространенный от Москвы до самых до окраин стиль.
Не господин ли Фофанов собственной персоной?
Задержавшись на выходе, Аня слышала, как мужчина в черном костюме разговаривает с выглянувшим из кабинета лейтенантом Богулом.
Точно, это и есть Фофанов.
Между тем, когда Аня вышла на крыльцо, выяснилось, что в поросшем мягкой травкой-муравкой уютном милицейском дворике стало тесно от дорогих, с иголочки иномарок. Кроме “Тойоты” Фофановой, теперь здесь стояла еще “шестая” “Ауди”, укомплектованная под завязку. Тысяч на сто, не меньше. Очевидно, Фофанова-супруга. И набитая народом “БМВ”. Надо полагать, спутники-сотоварищи.
«Да, Богулу не позавидуешь, — подумала Светлова. — Фофанова, судя по всему, была та еще штучка. А уж ее супруг!..»
* * *
— Вы не могли бы принести еще апельсинового сока? — попросила Анна.
Девушка-прислуга молча удалилась и вернулась с пакетом апельсинового сока.
— Спасибо.
Девушка, даже не кивнув, взялась за поднос.
— Кажется, сегодня неплохая погода? — улыбнулась ей Светлова.
Девушка молча принялась убирать посуду.
— Неразговорчивая! — пожаловалась Анна.
— Неразговорчивая?! — удивленно взглянул на Светлову водитель-дальнобойщик, обедавший за соседним столиком. — Ну, это мягко говоря…
— То есть?
— Она немая.
— Немая? — Теперь пришел Анин черед изумляться. — А мне это даже в голову не пришло.
— Мне поначалу тоже не приходило. Да я уж тут столько езжу… Поневоле в курсе всех историй.
— А это именно история?
— Представьте! Как мне рассказывали — просто таинственная история. Она, вообще-то, из приюта. А как туда попала — просто загадка.
— Загадка?
— Да. Настоящая загадка! У них тут в городе район есть — частной застройки. Ну, одноэтажки-развалюхи! Так однажды там умерла женщина…
Водитель сделал паузу, увлекшись разрезанием мяса на тарелке.
— Вот как?
— Да-а… — Мясо он наконец разрезал. — Умерла хозяйка как раз одного такого домика-развалюхи. Женщина, надо сказать, еще не старая. И вот, когда дом после ее смерти осматривать стали, вдруг обнаружили там девочку. Словно бы совсем дикую. Ну, вроде как Маугли, хоть и в одежде… И девица эта — ни слова… А ведь она уже большая была — лет пятнадцати.
— И что же?
— Ну, ее того.., в приют поместили. Есть тут у них такое заведение. Вроде немного учили там говорить. А она — ни-ни. Так ее в приюте подержали, сколько смогли. А потом ее Елена, хозяйка этого мотеля, к себе забрала. Ну, она тут у нее вроде посудомойки, подсобной работницы.
"Вот почему, — подумала Анна, — девушка показалась мне похожей именно на Колдунью из фильма с Мариной Влади, а не на какую-то другую красавицу блондинку”.
В этой девушке, кроме схожей с юной Влади внешности, и вправду, было что-то диковатое! Что-то от купринской юной колдуньи, летающей по болотам и лесам и прядающей, как испуганная лошадка, при попытке незнакомцев заговорить с ней.
— Понятно! — кивнула Светлова водителю. — Нюрнбергский младенец. Очередной вариант.
— Какой-какой младенец, вы говорите? — поинтересовался водила, прожевав наконец мясо. — Нюрнбергский?
— Нюрнбергский младенец. Что-то вроде того, что вы имели в виду, когда сказали “как Маугли”. Только городской вариант.
— Это как же так?
— Ну, есть в истории человечества некоторое количество необъяснимых, неразгаданных случаев и таинственных, несколько жутковатых историй. Так вот, например, в городе Нюрнберге обнаружили однажды на улице неизвестно откуда взявшегося обнаженного молодого человека в возрасте эдак лет двадцати… Однако стопы ног у него были как у младенца и речь развита на том же уровне. Откуда он взялся, где находился эти двадцать лет своей жизни, никто не знал, никто не мог ответить на эти вопросы. Ну, вот так и вошел он в историю под именем Нюрнбергского младенца.