Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 25
— Но все они остаются тенями, — скомкала.
— Все твои женщины в сравнении со мною, — положила бумагу в пепельницу.
— Хочешь, давай расстанемся, — толкала она пенку по поверхности кофе.
— Только скажи, — положила ложку на блюдце.
— Я уйду, если хочешь, — отодвинула тарелку с пирожным.
— Пирожные здесь не очень, — достала она сигарету.
— С них тянет на разногласия, — поднес я ей зажигалку.
— А это затягивает, — сделала она томно затяжку.
— Забудь все, что я говорила, — сломав, утопила сигарету в пепельнице.
— Жизнь прекрасна, вот и капризничаю.
— Давай потанцуем! — предложил я Фортуне.
— Здесь?
— Да.
— А можно?
— Только со мной.
— Ты тоже умеешь капризничать.
Я встал и подал ей руку, она тоже поднялась. Мы медленно кружились под тихий джаз. Зрителей было немного, но они нам не мешали.
— Ты меня любишь? — спросила меня Фортуна.
— Нет. А ты?
— И я нет. Что будем делать? — улыбнулась она.
— Ничего не будем, многие так живут, и никто не умер. Умирают как раз от любви.
— Иногда я ловлю себя на мысли, что лучше уж умереть от любви, чем жить от противного.
— Я противный?
— Ты ужасный.
— Ужасный мне нравится больше. Кстати, и ребенок тоже от меня.
— Ну, это же был тривиальный залет.
— В каждом залете есть свой космос, — прижал я ее к себе и поцеловал в шею.
— Это действительно был космос, — закрыла она глаза.
— Ты про поцелуй?
— Я про первый.
— У каждой женщины свой Гагарин.
— Бороздящий ее вселенную. Ах, ты, мой Гагарин. Почему мы все реже летаем?
— Слишком много капризов.
Рагу из овощей
— Ладно, я пошел, — мялся все еще в коридоре.
— Что ты ходишь взад и вперед, неужели больше некуда?
— Ты не видела мои перчатки? — наступил я впопыхах на кота. Тот взвыл, как они обычно делают это в летнюю душную ночь.
— Ты даже уйти не можешь по-человечески, — с ходу нашла перчатки Фортуна и протянула их мне.
— А как это, по-человечески?
— Чтобы не было больно.
Вышел утром без ее поцелуя, будто не позавтракал. Я не заметил, как прошла дорога к метро, и очнулся только внутри. Стоял на ступеньке, обнимаясь с собственным пальто, наблюдая за лицами в профиль: одни едут вверх, другие спускаются, все разбиты на кадры из хроники. Эскалатор будто скручивает кинопленку, часть жизни этих людей проходит на лестнице. Их снова и снова будут зарывать и откапывать. Карабкаясь вверх по лестнице, кардинально они не изменятся, даже если будут изменять ежедневно, даже если сами себе. Они изменятся только в одном случае — если изменят им. И они вдруг сорвутся с нее.
Днем в метро не так много людей, я спокойно зашел в вагон и встал спиной к надписи «не прислоняться». Напротив цвела приятная женщина лет тридцати. Несколько раз мы столкнулись взглядами. В голове моей все еще играло вчерашнее красное. Внутри было тепло и весело. Вдруг захотелось узнать ее имя. Я подошел.
— Вы любили когда-нибудь? — не пришло ничего лучшего на ум.
— У вас все в порядке? — отодвинулась она от меня.
— Да, но вопрос-то простой.
— Конечно, любила, — взялась она крепче за поручень.
— Сильно? — Я улыбнулся искренне.
— Достаточно, — пыталась она отвести глаза.
— Как вы думаете, любовь с первого взгляда существует? — развращал я ее добродетель синим-синим как небо взором.
— Я в метро не знакомлюсь и тем более не влюбляюсь, — поправила она сумочку.
— А что вам мешает? — поддержал я ее за руку, когда поезд качнуло.
— Романтики не хватает, — чувствовала она мою ладонь, а я, казалось, ее учащенный пульс.
— Так считаете?
— Извините, я плохо считаю, — улыбнулась помадой незнакомка.
— Я выйду сейчас, вы ее сразу почувствуете, — диктор объявлял мою остановку.
Двери открылись, и я вышел. Помахал рукой, а она мне из-за стекла ресницами. Тоннель всосал поезд, словно рот макаронину. Незнакомка увезла с собой всю мою романтику.
Фаршированный перец
Я приехал домой раньше обычного. Никого. Только кот выбежал радостно навстречу.
— Сейчас тебя покормлю, — содрал я ботинки и сразу прошел на кухню. Насыпал ему в миску кошачьей радости и потрепал по загривку. Том весело принялся грызть еду. На кухонном столе лежала записка, даже целое письмо:
«Помнишь теплые ночи? В них как в бездонной ванне, мы плавали словно рыбы, лишенные чешуи, чувствительные как поцелуи, плавленые сыры.
Помнишь?
Они были маленькие, дети наши — мурашки, бегали между нами, ветреные, возбужденные, углубляясь в те зоны, которые я бросила контролировать, как только тебе поверила.
А как я смущалась?
Ты первый, кто их растрогал, открыл. Чувствуешь, как я скучаю, я брежу прикосновениями, страх проник подсознательно, выстелился подкожно, вдруг ты больше никогда не придешь, не дотронешься. Страх солнечных жировых прослоек, вдруг ты найдешь меня худой или толстой, бледной и неухоженной? Вяну и сохну, мне нельзя без тебя. Моя влага, мой дождь, вызывающий дрожь на поверхности моря, моя слабость, мое беспокойство. Я — твое фортепиано. Пальцы роскошные, пусть они сыграют подушечками серенаду спокойной ночи, я усну скучающая.
Твоя вторая любимая кожа.
Я тебя люблю.
P.S. Лучше бы это был кто-нибудь другой».
Жутко захотелось увидеть ее и потрогать. Я поставил чайник, взял телефон и позвонил:
— Ты меня растрогала. Я не думал, что у нас все так серьезно. Обещаю тебе вечную любовь.
— Лучше пообещай себя, любви у меня достаточно.
— Когда приедешь?
— Ты соскучился?
— Скука — это мое любимое развлечение.
— Нет, скучный ты мне совсем не нужен.
— Хорошо, я приготовлю на ужин что-нибудь.
— Что это будет?
— Разобранная постель с голым мужчиной.
— Я действительно голодна.
— Я тоже. После твоего письма у меня закипело внутри.
— Я слышу только чайник. Выключи его уже.
— Чай придется пить одному, — снял я чайник с огня.
Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 25
