Ниалл кивнул:
— На моей памяти Лер так разгневался впервые.
Вайл Мак-Карбри невольно вздрогнул, а ведь то был человек не робкого десятка.
— Да и Богиня тоже постаралась, — пробормотал он. — Ведь это был Ее дом.
— Похоже на Койкет-н-Улад. Тогда сгорела Эмайн-Маха, прежде чем мы успели ею завладеть. Люди когда-нибудь снова здесь поселятся. Места тут рыбные. А камни пригодятся в хозяйстве. К тому времени об Исе начисто забудут. Ну ладно, довольно. Развалины я посмотрел.
Худое лицо Вайла невольно выразило удивление. Он искоса взглянул на короля.
— Так вы что же, выбрали этот маршрут ради развлечения?
Ниалл выпрямился. Он был на целую голову выше самого высокого из моряков. В золоте волос появились первые серебряные пряди.
— Нет, не ради развлечения, — ответил он угрюмо. — Пусть никто не радуется падению Иса. Королевство это было одним из чудес света. Вернемся домой — запрещу поэтам и бардам воспевать свой последний подвиг.
Вайл молчал. Король рассказал, как он уничтожил Ис, и наложил запрет (гейс) на разговоры об этом деянии. Вряд ли такой запрет воспрепятствует распространению информации, но историю эту крепче запомнят в бедных, нежели в богатых жилищах. Очень может быть, что несколько поколений спустя обо всем позабудут, а может, все случившееся станет одной из многочисленных легенд, где имя Ниалла не будет упомянуто.
Глаза его сверкнули подобно голубой молнии.
— То, что я сделал, — возмездие за гибель сына и храбрых моих солдат. Мой священный долг. Иначе я ни за что бы на это не пошел.
Он ухватился за борт и посмотрел вдаль. Красивое лицо передернула гримаса.
— Не терзай себя так, дорогой, — попытался утешить его Вайл. — Может, нам теперь сразу отправиться в Эриу?
Ниалл отрицательно покачал головой.
— Я должен все осмотреть и убедиться, что мщение доведено до конца.
Судно их шло на веслах. Впереди двигались две шлюпки под управлением лоцманов, хорошо знакомых с этими водами. Они выбирали безопасный путь между рифами. Во мраке вырисовывались высокие берега мыса. Между темно-красными скалами не было отныне ни бастионов, ни башен. В бухте попадались нагромождения камня, все то, что осталось от стен и колонн. Волны жадно их лизали. Из воды торчал перевернутый каркас судна. Казалось, по нему, как по барабану, колотит слепое воинство.
С величайшими предосторожностями судно продвигалось к мысу Рах. Взорам их предстал грустный одинокий маяк. Когда они свернули к южной оконечности мыса, он пропал из виду. На поверхности плавало еще больше бревен, рангоутного дерева, мусора. На берегу — ни души. Буря смела под скалы целую рыбачью деревню.
— Да ведь это же Пристань Скоттов, — воскликнули моряки и решили сойти на берег. На их судне к берегу причалить было нельзя. Судно было не военное, а торговое, с круглым днищем. Бросили якорь и оставили троих моряков сторожить, а сами подплыли к берегу в шлюпках.
Ниалл повел их по тропинке на возвышенность. Склон был скользкий, и они шли, соблюдая осторожность. К тому же их могла подстерегать засада.
Засады не было. Лишь ветер да шум прибоя нарушали безмолвие. Сохранившиеся кое-где дома были, по всей видимости, заброшены. Слева от них древние могилы, позади — маяк, а над головами — черное небо. Воздух внезапно стал очень холодным.
Ниалл поднял копье и потряс им.
— Вперед, мальчики. Может, мы найдем здесь несметные сокровища! — закричал он. — Хорошо, что рядом духи тех, кто умер очень давно.
Все повеселели и поспешили за ним. Его плащ всех цветов радуги развевался на ветру, как боевое знамя.
Мощеная дорога вывела их к бухте. От южных ворот сохранилась одна башенка. Амфитеатр почти не пострадал, но дубовая роща к северу от него сгорела дотла в ту же ночь.
Мужчин охватил страх, несмотря на то что рядом был их кумир, Ниалл Девяти Заложников.
Над остатками королевства ревели и бушевали волны. Побережье было завалено самым немыслимым хламом. Намокший шелк и парча обвивали поломанную мебель. Из серых водорослей выглядывали серебряные блюда и кубки, помятые штормом. Игрушки и инструменты перемешались с битым стеклом и кафелем. Позеленевшая медь, пушечные ядра и части кранов. Облезшая краска и позолота. Изображение спокойно улыбающейся Богини-девственницы рядом с безголовой мужской скульптурой, должно быть, олицетворявшей ранее какое-то божество. И повсюду черепа, желтые, блестящие черепа, неотрывно глядящие на них пустыми глазницами.
В пряном соленом воздухе почти не ощущалось запаха разложения. Всего за несколько дней крабы во время прилива, а чайки при отливе дочиста обглодали трупы. Лишь волосы да одежда пристали к голым скелетам. Много птиц, однако, ходили еще по песчаному берегу и подбирали остатки. На них кричали, бросались камнями, но они, отяжелев и утратив реакцию, с трудом взлетали в воздух, неуклюже хлопая крыльями.
Ниалл стоял, опершись на копье. Вайл со стороны наблюдал за происходившим. Король с выражением брезгливости обратился к нему:
— Ты тоже считаешь это недостойным?
— Да, — ответил Вайл.
Ниалл так больно сжал ему руку, что тот поморщился.
— Я не стыжусь своего поступка, — прошептал король. — Я поступил правильно. Но мне пришлось сделать это тайком, и вот это всегда будет меня мучить. Надеюсь, милый, ты меня понимаешь? Ради нас же самих необходимо отдать Ису должное.
Он опять потряс копьем.
— Прекратите сейчас же! — голос его прогремел на все побережье. Мужчины застыли и молча уставились на него. — Оставьте в покое эти бедные кости, — приказал Ниалл. — Лучше пойдем и очистим вон те дома. Думаю, там мы найдем больше добычи.
Радостно гикая, все устремились вслед за ним.
К побережью они вернулись на рассвете. Кроме добычи, прихватили дрова для костра. Ниалл послал несколько человек на корабль для смены караула. Караульщики принесли с судна палатки. Ниалл отдал прибывшим в качестве компенсации часть добычи.
— А завтра мы пойдем еще? — с надеждой в голосе спросил один из них.
Король нахмурился:
— Может быть. Хотя не обещаю. Кто знает, может, нам придется срочно пуститься в обратный путь. Сюда наверняка прибудут римляне, и они, разумеется, возьмут с собой солдат. Ну, там будет видно.
В эту ночь он не мог уснуть.
Ветер шептал, море бормотало. В звуках этих ему чудилась песня. Песня-причитание. В ней слышалось что-то мстительное. Она холодила и ранила душу. И в то же время в ней была своеобразная красота. Красота коршуна в полете или кита-убийцы в тот момент, когда он поражает жертву. Звуки эти, словно пальцы, проникли в грудную клетку и мучили заключенное в нее сердце. Он под конец не вынес этого. Развернув килт, встал и, обернувшись в него снова, вышел в кромешную темноту ночи.
