— Вы всегда такой тупица, Берджесс, или только сегодня?
Полицейский густо покраснел.
— Держите язык за зубами! — приказал Ковач. — Погибший был копом, и его отец — тоже. Так что проявите к ним уважение.
Берджесс поджал губы и шагнул назад. Взгляд его стал холодным.
— Да, сэр.
— Я не хочу, чтобы сюда входил кто-нибудь, если у него нет значка или если он не из отдела медэкспертизы. Понятно?
— Да, сэр.
— Мне нужны имена и номера значков всех приходящих, а также время их прихода и ухода. Можете это обеспечить?
— Да, сэр.
— Ему это не понравилось, — весело шепнула Лиска, когда они вошли в дом, оставив Берджесса у двери.
— Вот как? Ну и черт с ним. — Ковач посмотрел на нее. — Слушай, а Энди Фэллон действительно был гомиком?
— Геем, — поправила Лиска. — Откуда мне знать? Я не якшаюсь с крысами из Бюро внутрислужебных дел. За кого ты меня принимаешь?
— Тебе так хочется это знать? — Помолчав, Ковач добавил: — Значит, парень работал в БВД. Тогда не приходится удивляться словам Майка, что Энди умер для него.
В кухне с зелеными стенами и девственно белой мебелью все находилось на своих местах. Это была кухня человека, который умел обращаться не только с микроволновой печью. Свидетельством служили плита, горшки на полке и ножи с толстыми ручками в деревянной подставке.
В дальнем конце помещения, за круглым столом у окна, сидел “друг”, закрыв лицо руками. Это был красивый парень в темном костюме с модно подстриженными рыжими волосами. Веснушки четко выделялись на скуластом лице, которое казалось пепельным в холодном сером свете, проникающем в окна. Он едва поднял взгляд, когда Ковач и Лиска вошли в кухню. Лиска показала ему удостоверение.
— Насколько мы поняли, вы обнаружили труп, мистер…
— Пирс, — хрипло отозвался он. — Том Пирс. Да, я… его нашел.
— Естественно, что вы расстроены, мистер Пирс, но нам придется с вами побеседовать, когда мы закончим работу. Вы не возражаете?
— Нет. — Он покачал головой. — Я ничего не понимаю. Просто не могу этому поверить.
— Мы вам очень сочувствуем, — машинально произнесла Лиска.
— Энди не стал бы этого делать, — пробормотал Пирс, глядя на стол. — Это просто невозможно.
Ковач промолчал. Когда они поднимались по лестнице, ему стало не по себе.
— У меня дурные предчувствия, Динь, — сказал он, натягивая перчатки из латекса. — А может, начинается сердечный приступ. Называется, повезло — я как раз бросил курить.
— Только не умирай на месте происшествия, — предупредила Лиска. — Потом придется писать рапорт.
— Ты, как всегда, полна сочувствия.
— Это лучше того, чем полон ты! Нет у тебя никакого приступа.
Второй этаж дома раньше, наверное, был чердаком, но его ловко приспособили под жилые помещения. Оставленные открытыми балки на потолке создавали ощущение высоты. “Неплохое местечко, чтобы повеситься”, — подумал Ковач.
Тело висело на веревке в нескольких футах от большой кровати с пологом на четырех столбиках. Веревка была перекинута через одну из балок — конец ее крепился где-то в изголовье кровати. Сама кровать была аккуратно застелена — на нее не ложились и даже не садились. Ковач отмечал все это чисто машинально — его внимание было сосредоточено на жертве. Ему припомнилась фотография, лежащая лицом вниз на комоде в спальне Майка Фэллона: красивый молодой атлет в новой полицейской форме и рядом с ним сияющий от гордости Майк. Такая же фотография стояла и на комоде Энди.
Теперь его красивое лицо посинело и распухло, губы застыли в жуткой усмешке, мутные глаза были полуоткрыты. Тело было обнаженным. Стиснутые в кулаки руки свисали по бокам. На костяшках пальцев выступили темные пятна — кровь застаивалась в нижних краях конечностей. Ноги, находившиеся в нескольких дюймах от пола, распухли и побагровели. По запаху и отсутствию трупного окоченения Ковач сделал вывод, что тело пробыло здесь около суток.
Присев на корточки, он прижал пальцем лодыжку трупа и сразу отпустил ее. Кожа побелела, но больше ничего не произошло. Кровь давно свернулась. Кожа была холодна, как лед.
Футах в десяти от трупа у стены стояло зеркало в дубовой раме. Тело полностью отражалась в нем. На стекле чем-то темным было написано слово “Жаль”.
— Я всегда считал извращенцами этих ребят из БВД, — услышал Ковач чей-то голос за спиной. Он оглянулся и увидел двух полицейских, которые стояли в дверях и ухмылялись, глядя на зеркало. Это были два здоровяка с головами, похожими на бетонные блоки и лишенными шеи. Судя по биркам, их звали Рубел и Огден.
— Эй, вы, “Тупой и еще тупее”! — окликнул их Ковач. — Ну-ка убирайтесь с места происшествия. Что вы здесь торчите? Истоптали все вдоль и поперек.
— Какая разница? Все равно это самоубийство, — отозвался один из копов.
Ковач покраснел от злости.
— Тебя не спрашивают, бык! Лет через двадцать, может быть, ты будешь иметь право выражать свое мнение. А сейчас убирайтесь оба. Я не хочу, чтобы сюда кто-нибудь входил. И держите язык за зубами. Где труп — там репортеры. Если я прочитал хоть одно слово об этом, — он указал на зеркало, — то сразу пойму, кто все растрепал. Ясно?
Полицейские мрачно посмотрели друг на друга и направились к лестнице.
— Подумаешь! Какая-то крыса из БВД решила повеситься, — сквозь зубы процедил один из них. — Ну и в чем тут преступление? По-моему, он только оказал всем услугу.
Ковач снова посмотрел на труп. Краем глаза он видел, как Лиска обшаривает комнату, подмечая каждую деталь, записывая расположение мебели и все, что может оказаться существенным. Они выполняли эту работу по очереди; сегодня была его очередь снимать “Полароидом” место происшествия.
Ковач начал с самой комнаты, затем перешел к трупу, фотографируя его в разных ракурсах. Каждая вспышка запечатлевалась у него в памяти: то, что раньше было сыном Майка Фэллона; балка, с которой свисала петля; шведская стенка, стоящая позади тела — достаточно близко, чтобы Энди Фэллон использовал ее для перехода в мир иной; зеркало с надписью “Жаль”.
О чем сожалел Энди Фэллон? Или это слово написал кто-то другой?
В комнате потянуло сквозняком, и труп начал покачиваться. Чудовищная пляска смерти отражалась в зеркале.
— Никогда не понимала людей, которые раздеваются догола перед самоубийством, — сказала Лиска.
— Это символично. Они сбрасывают земное облачение.
— Ну, не знаю… Я бы не хотела, чтобы меня нашли голой.
— А может быть, он не покончил с собой, — заметил Ковач.
— Думаешь, его мог кто-то прикончить? Или заставить повеситься? Довольно редкий способ убийства.
— А как насчет зеркала? — спросил Ковач, хотя ему и так все было ясно.
