— От этого можно обалдеть, — согласился я.
— Я сначала посмеялся, — продолжил он. — Любой бы посмеялся, не так ли? Но все-таки в этом было какое-то странное очарование. Ганс сказал, что видел этого мальчишку в ночном клубе в Восточном Берлине и был уверен, что тот мне понравится. Казалось, он понимал мое смущение. Думал, что это хорошая шутка. Я постарался воспринять все это спокойно, ведь я был у него в гостях, но, честно говоря, подумал, что это немного чересчур.
Ощущение задетой гордости, подумал я.
— Соревнования начались через два дня, а еще через день, после скачек, Ганс умер.
— Отчего он умер?
— Сердечный приступ.
— Но ведь он был молодым? — удивился я.
— Был, — подтвердил Джонни, — всего-навсего тридцать шесть. Тут задумаешься, правда?
— А что же случилось на самом деле? — продолжал я расспросы.
— Ну... пожалуй, ничего. Никто к нему и пальцем не притронулся. Ходили слухи — думаю, я был последним, до кого они дошли — что с Гансом было что-то не так. И со мной тоже. Что на самом деле мы были голубыми, понимаете, что я имею в виду? И что некая Алеша из Москвы приревновала Ганса, устроила скандал, и того хватил сердечный приступ. А еще, знаете ли, было сообщение, что если я когда-нибудь окажусь в Москве, то Алеша меня найдет и разберется со мной.
— А что это было за сообщение? В смысле, как вам его передали?
— Да все это, и само сообщение тоже, было только слухами. — Хозяин выглядел явно расстроенным. — Казалось, все это слышали. Несколько человек пересказали мне эти сплетни. Я даже понятия не имею, кто их распускал.
— И вы так серьезно к ним отнеслись?
— Конечно, нет. Все это чушь. Ни у кого не могло быть ни малейшего основания ревновать ко мне Ганса Крамера. Да к тому же после того вечера я старался избегать его — конечно, так, чтобы это не выглядело подчеркнутым, понимаете?
Я поставил пустую чашку на поднос и пожалел, что не надел второй свитер. Хозяин же, казалось, был совершенно невосприимчив к холоду.
— Но ваш родственник очень серьезно относится к этому.
— Он совершенно помешался от страха перед прессой, — скорчил рожу Фаррингфорд. — Разве вы не заметили этого?
— Мне показалось, что он их не любит.
— Они просто достали его, когда он пытался скрыть от них свой роман с моей сестрой. Я воспринимал это как забавную историю, но, видимо, для него все было по-другому. Если помните, из этого устроили целую сенсацию, ведь через две недели после помолвки наша мама вдруг подхватилась и сбежала со своим парикмахером.
— Я и забыл об этом, — сознался я.
— Как раз перед этим я уехал в Итон, — продолжал Джонни. — Это слегка поколебало мою самоуверенность, ну, понимаете, в смысле, когда парень имеет все, до чего может дотянуться. — Он говорил несерьезным тоном, но легко можно было угадать отголосок старой травмы. — Так что еще несколько месяцев они не могли пожениться, а когда наконец поженились, в газетах чуть не каждый день обсуждали половую жизнь моей матери. И всякий раз, когда печатают какие-нибудь сведения о любом из нас, снова начинают мусолить всю эту историю. Отсюда и эта странность у его королевского высочества.
— Тогда легко понять, — рассудительно заметил я, — почему он опасается, что вы на Олимпиаде окажетесь втянутым в какой-нибудь шумный скандал, а толпы досужих сплетников будут, как локаторы, отслеживать каждый вант шаг. И, возможно, попытаются связать ваше имя с сексуальными меньшинствами.
К этому моменту опасения принца казались мне вполне обоснованными, но Джонни был явно не склонен соглашаться со мной.
— Да не будет никакого скандала. Просто потому, что ему неоткуда взяться, — заявил он. — Вся эта история — просто глупость.
— Думаю, что именно это ваш родственник и Министерство иностранных дел хотят доказать. Ведь любая поездка в Россию связана с известным риском, а уж если едет кто-нибудь с репутацией гомосексуалиста, то возникает настоящая политическая опасность, так как там гомосексуализм преследуется законом. Они хотят, чтобы вы участвовали в Олимпиаде, и поэтому просят меня для вашей же безопасности расследовать эти слухи. Фаррингфорд упрямо стиснул зубы.
— Но это совершенно ни к чему.
— А как насчет этих людей? — напомнил я.
— Каких людей?
— Которые напали на вас и велели отвязаться от Алеши.
— Ах, эти... — Хозяин выглядел совершенно спокойным. — Ну, я думаю, кем бы эта Алеша ни была, она не желает расследования. Считает, что оно повредит ей. Вы не подумали о такой возможности?
Джонни нервно встал, взял поднос и вышел в кухню. Там он некоторое время гремел посудой, а когда вернулся, то явно не был расположен продолжать беседу.
— Пойдемте, я покажу вам лошадей, — предложил он.
— Сначала расскажите мне об этих людях, — настойчиво возразил я.
— А что вы хотите о них узнать? — Он поправил ногой высовывавшееся из камина полено, слегка оживив огонь.
— Это были англичане?
— Ну, наверно, удивленно ответил Фаррингфорд.
— Вы слышали их речь. Какой у них был акцент?
— Обычный. Думаю... ну... как обычно говорят рабочие.
— И все же были какие-нибудь особенности, — настаивал я. Он помотал головой, но я-то знал, что все акценты различаются, хотя бы самую малость — Ладно, они были ирландцами? Шотландцами? Валлийцами? А может быть, они из Лондона, Бирмингема или Ливерпуля? Или с запада? Всех их легко различить.
— Наверно, из Лондона, — сказал он наконец.
— Не иностранцы? Скажем, русские?
— Нет. — Казалось, Джонни впервые задумался о том, кем были его обидчики. — Грубая, некультурная речь, почти все согласные проглочены. Южная Англия. Лондон, юго-восток, в крайнем случае Беркшир.
— То есть тот самый акцент, который вы ежедневно слышите вокруг себя?
— Думаю, что да. Во всяком случае, я не заметил никаких особенностей.
— Как они выглядели?
— Оба здоровенные... — Он наконец сложил каминные принадлежности в аккуратный ряд и выпрямился. — Выше меня. Мужики как мужики. Никаких примет. Ни бороды, ни хромоты, ни заметных шрамов. Жаль, конечно, что я такой бестолковый, но думаю, что не смогу узнать их на улице.
— Но, если они войдут в эту комнату, — возразил я, — вы их узнаете.
— Вы хотите сказать, я почувствую, если это окажутся они?
— Я хочу сказать, что на самом деле вы помните больше, чем вам кажется, и если вашу память подтолкнуть, все встанет на свои места.
С сомнением поглядев на меня, Фаррингфорд пообещал:
— Я обязательно дам вам знать, если увижу их.
— Они как пить дать заявятся с еще одним, так сказать, предупреждением, — задумчиво сказал я, — если вы не сможете убедить своего родственника бросить это дело.
