— Так, значит, небольшое нарушение общественного порядка?
— Вот именно, — подтвердил я. — Небольшое, учитывая завтрашний аукцион.
— Ах, вот так?
— Угу.
Назарунец поводил по сторонам остреньким носиком, потом подошел ко мне почти вплотную и вполголоса, так, чтобы не слышали задержанные, спросил:
— Оплатить ущерб они в состоянии?
— Более чем.
— Но ты сомневаешься, что они это пожелают сделать?
— Вероятно.
— Хм... в таком случае, нам ничего не остается, как попытаться взыскать его обычным способом. Не так ли?
— Нам приходилось это делать не раз. Причем, если совет мыслящих считает, что с них имеет смысл спросить на полную катушку, я возражать не буду.
— На этом настаивает хозяин заведения?
— Он не прочь, но на худой конец может обойтись и рядовым возмещением ущерба, а также упущенной выгоды. На моральном он более не настаивает.
— И это неплохо, поскольку завтра большой аукцион. Ну, ты сам понимаешь...
— Понимаю.
— В таком случае, остался лишь последний вопрос. Какие именно у тебя к ним претензии и в какую сумму они выльются?
Я ухмыльнулся.
Нет, назарунец кто угодно, но только не дурак. У дурака шансов попасть на его место столько же, сколько их у того, кто пытается выиграть в федеральную межпланетную лотерею, не купив ни одного ее билета.
— Возможно, претензии у меня и есть...
— Будешь предъявлять им какие-то обвинения, кроме стандартного сопротивления стражу порядка?
— Нет.
— Почему?
— Это мое дело.
— Вот как? — Да.
Не мог же я ему объяснить, что обвинить ирмурянина в покушении на мою жизнь не смогу. И основной этому причиной является отсутствие свидетелей. Проще говоря, пока на весы правосудия я могу положить против его слов только свои. Слова против слов, а поскольку мы перед законом равны, то перевеса не получится. Вот если я соглашусь на сканирование памяти...
Кстати, любой другой центурион должен был согласиться на эту процедуру, не моргнув глазом. Более того, раз процедуре сканирования памяти подвергнутся обе стороны, с ее помощью можно узнать, кто именно приказал ирмурянину меня убить и почему.
Правда, на сканирование памяти я не соглашусь ни в коем случае. Если это произойдет, то сканирующий комп махом вылущит из моей памяти не только сведенья о схватке в ресторане, но и о кое-каких прошлых делах, совершенных мной еще до того, как волею невероятного стечения обстоятельств я стал центурионом. А вот этого мне не хотелось, совсем не хотелось, пусть даже в результате придется отпустить безнаказанным мыслящего, намеревавшегося меня самым тривиальным образом выпотрошить.
Я хмыкнул.
Тот, кто спланировал это покушение, должен был принять какие-то меры на случай, если оно не получится? Правильно, должен. Но не принял. Может, он знал, что я боюсь сканирования памяти как черт ладана? И откуда он мог это узнать?
Ох, все-таки как-то с моим развеселым прошлым это покушение связано. Еще бы узнать — как.
— Не хочешь объяснить мне, что здесь в самом деле произошло? — спросил назарунец.
— Не хочу, — промолвил я. — Да и ничего здесь такого не было.
— В самом деле?
— Конечно.
Эти мои слова были подкреплены самым чистым и правдивым взглядом в глаза, на который я был способен.
Назарунец издал какой-то странный писклявый звук и, повернувшись ко мне боком, стал рассматривать тианца и ирмурянина.
Я подумал, что, возможно, необходимо было ему рассказать все, до конца. Нет, безусловно, он знал о моем прошлом, о моих неладах с законом, и даже представлял, какого рода эти нелады. Однако о том, что его величество закон не знает о некоторых моих подвигах... Может, настало время покаяться хотя бы перед назарунцем?
Я оценивающе посмотрел на Дагай Каача.
Он был очень хорошим главой совета мыслящих инопланетного района. Его предшественник, Юк Медок, являлся редкостным негодяем и имел скверную привычку время от времени, если из этого можно было извлечь выгоду, кого-нибудь убивать. Это он, полтора года назад, в тот момент, когда у меня на хвосте сидела парочка федеральных агентов с обвинением в ограблении банка, буквально заставил меня стать центурионом инопланетного района на Бриллиантовой. Причем вакансия центуриона оказалась свободной лишь потому, что трех предыдущих стражей порядка, как потом оказалось, ухлопали по приказу все того же Юка Медока. Как ни странно, оказавшись в этой ловушке, я выжил и даже сумел избавить совет инопланетного района от его преступного главы навсегда. Каким именно образом — долго рассказывать. Главное, назарунец стал главой совета мыслящих фактически благодаря мне и, значит, был мне кое-чем обязан. Кроме того, методы, которыми запросто пользовался его предшественник, он не одобрял. И все-таки назарунец был, так же как и Юк Медок, главой банка, финансистом и, значит, в конечном итоге основной для себя целью считал получение выгоды, в любых ситуациях, в которых это возможно, и особенно в тех, в которых это вроде бы нельзя.
Нет, сообщить такому мыслящему о том, где у тебя находится уязвимое место, было бы верхом неосторожности.
— Прекрасно, — промолвил назарунец, обращаясь к двум бузотерам. — Прежде всего мне хотелось бы вам представится. Зовут меня Дагай Каача. Я являюсь главой совета мыслящих инопланетного района планеты Бриллиантовая. Кроме всего прочего, я выполняю функции местного судьи и имею право судить и миловать мыслящих, находящихся на территории нашего района, причем могу выносить приговоры вплоть до лишения права на жизнь. Вы понимаете, что я имею в виду?
Он сделал достаточно эффектную паузу, давая нарушителям закона время обдумать его слова.
Те обдумали.
Я мог бы поспорить, что более всего им не понравились упоминания о приговорах, связанных с правом лишения жизни. Между прочим, назарунец их ничуть не обманывал. Он имел такое право и даже за последние полтора года один раз им воспользовался. Конечно, тот случай был из разряда неординарных, но, еще раз повторяю, глава совета мыслящих инопланетного района не соврал ни в одном слове.
Ирмурянин вдруг напыжился, словно индюк, и промолвил:
— А ты не обманываешь? Я хмыкнул.
Наш любитель размахивать черным клинком выбрал для себя неправильную линию защиты. Она ему не поможет, как не помогла многим до него.
— У меня вид мыслящего, способного на обман? — ласково спросил Дагай Каач.
— Ну-у-у... я усмотрел в вашем заявлении некоторую неувязку.
— В чем же она? — слегка улыбнулся назарунец.
