Попутно замечу: здесь отнюдь не было дымно, но для меня это не имело никакого значения.
— Вы оказали мне большое благодеяние, за которое даже мои правнуки будут воскурять для вас благовонные палочки, но скажите, пожалуйста, еще раз: где все-таки находится эта улица Дымная?
— Ну, — протянул он, — здесь.
— Я уже понял это после вашего дружеского уведомления, но где это: здесь? — Я показал на землю.
— Это земля, — сказал он.
— Конечно, — ответил я, — а как называется
этот город?
— Вы не знаете, в каком городе находитесь?
Он сделал шаг назад, и у меня возникло подозрение, что он хочет убежать.
Так оно и есть, к сожалению, — сказал я. — Дело в том, что меня только что выпустили.
Выпустили, — выдохнул он, — выпустили? — и бросился прочь.
Удалившись на некоторое расстояние он, однако, обернулся и крикнул что-то невразумительное:
— А далеко ли отсюда до Минхэня?
— Далеко! — крикнул он и исчез.
Я остался стоять на месте, так ничего и не поняв, не продвинувшись вперед ни на шаг. Из моего прежнего пребывания здесь я знал, что есть такие повозки Ма-шин, водители которых готовы за определенную плату предоставить свою повозку для поездки в нужное место. Такие повозки Ма-шин называются Та-си. Действительно, через некоторое время подъехало Та-си. Я кивнул. Повелитель Та-си остановился. Другая повозка Ма-шин чуть было не наехала на Та-си, и водитель той Ма-шин стал выкрикивать из своей повозки очень недружелюбные замечания повелителю Та-си, но тот заорал еще громче и выразил явно унизительно задуманное, но скорее символическое требование, чтобы хозяин Ма-шин увлажнил своим языком ту часть его тела, которая предназначена для сидения. Предваряя главное, я хотел бы уточнить, что это здесь обычный тон беседы водителей Ма-шин. Я не стал вмешиваться в эту, так сказать, беседу и сел в Та-си.
— Куда? — свирепо спросил водитель, но гневался он не на меня, а до сих пор сердился на того, другого повелителя Ма-шин.
— Вообще-то, — сказал я, — в Минхэнь, к господину Ши-ми.
Он повернулся ко мне.
— Куда? В Минхэнь? А вы знаете, сколько это стоит?
— Нет, — сказал я.
— По твоему виду понятно, что ты не сможешь заплатить. Поезжай-ка на По-зе.
Он обратился ко мне на «ты», а не на «Вы», что граничило с невежливостью, или, напротив, служило доказательством дружеского доверия. Я не настолько знал водителей Та-си, чтобы разобраться в этом, и поэтому промолчал.
Итак, По-зе. По-зе это передвижная железная труба, в которой можно сидеть. Это я знал. Я посмотрел на повелителя Та-си вызывающим сострадание взглядом и дал ему голубую денежную бумажку.
— Сможет ли благородный начальник всех повелителей Та-си содействовать тому, чтобы я попал в По-зе, который, как следует надеяться, приползет в Минхэнь?
При виде голубой денежной бумажки водитель Та-си стал заметно дружелюбнее. Он заботливо доставил меня до желаемой передвижной железной трубы По-зе, уладил за меня все формальности и хотел было внести меня прямо в По-зе на своих сильных руках, но я отклонил его поползновения.
Когда железная труба тронулась с места, он помахал мне вслед. Я смог это увидеть, потому что в железной трубе были окна.
Приблизительно через два часа По-зе привез меня в Минхэнь. Я быстро нашел знакомую улицу, ведшую мне дорогу к тому маленькому мосту через дворцовый канал, где когда-то находился наш почтовый камень и расположенное вблизи от него жилище выдержавшего государственный экзамен господина ученого Ши-ми — но тут меня ждало ужасное разочарование.
Я не узнал дома, вернее, на том месте, где когда-то стоял знакомый мне дом, в котором жил господин Ши-ми, самым дружеским образом предоставивший мне убежище на первое время, теперь стояла другая постройка значительно большего размера. Таковы большеносые. Они обращаются с домами так, как мы, пожалуй, только с ненужной мебелью. Ни один дом не строится на длительный срок, дома непрерывно сносятся, чтобы на этом месте построить новые (почему? разве новые красивее?). Эти новые в свою очередь вскоре тоже будут снесены. Вполне можно сказать, что дома приходят и уходят, и тут почти нет преувеличения, когда я утверждаю, что мир большеносых — это архитектурный улей.
Итак, тот дом исчез. Я был в отчаянии. Смеркалось, и, как ты уже догадался, пошел дождь. Я бегал взад и вперед, но пропали и другие дома. В конце концов я разыскал лавку округлой телом продавщицы овощей. Лавка та, как ни странно, стояла точно там, где мне запомнилось. И хозяйка лавки была там же, и платье на ней было то же самое: большеносые называют его «халат».
И — подумать только! — она узнала меня и, как мне показалось, даже обрадовалась. В непрекращающемся потоке слов, который она обрушила не меня, мелькнул вопрос и о моем здоровье. Но ответ не потребовался, потому что она продолжала говорить, не дожидаясь ответа, о своих многочисленных заболеваниях и о болезнях своих покупателей и родственников по восходящей и нисходящей линии. Когда она остановилась, чтобы перевести дух, мне удалось вставить свой вопрос о выдержавшем государственный экзамен господине Ши-ми.
— А вы разве не знаете? Он же там! На той стороне. В бывшей этой. Он там теперь, толком я и не знаю, какой-то начальник. Уже пять лет как. Он в городе Либицзин,[7]точнее она сказать не может.
— А где этот город Либицзин? — спросил я.
— На Востоке, — ответила она, показав, однако, на Север (взаимосвязь мне стала ясна потом).
Я поблагодарил ее и хотел было уйти, но тут мне пришло в голову спросить ее, нет ли поблизости постоялого двора, готового за умеренную плату приютить чужестранца. Да, закричала она, она знает такое заведение, оно неподалеку отсюда, на Хитрой улице. Она начертила мне план, это было действительно неподалеку.
И вот с тех пор я живу на этом постоялом дворе. Ты, возможно, помнишь мой рассказ о похожей на дворец Го-ти Ни-цзя «Четыре времени года», в которой я когда-то проживал. Так вот. Тогда у меня были с собой чудодейственные серебряные кораблики. Теперь же я нищий. Теперь я должен стараться по возможности бережливо расходовать те деньги, которые получил за перенесенные во время полета страдания. Мне пришлось весьма кстати, что постоялый двор на Хитрой улице стоил недорого, хотя и не выдерживал никакого сравнения с тем дворцом.
И тем не менее деньги утекают, и когда-нибудь, да нет — очень скоро мне придется задуматься над тем, где их раздобыть, чтобы не умереть с голоду.
Помимо того, меня мучает мысль: как я узнаю, посчитал ли высокочтимый Сын Неба, Его Величество Император (тут я встаю и отвешиваю поклон в пять восьмых) выдвинутые против меня обвинения несправедливыми? Как я это узнаю? Уже миновала одна луна с тех пор, как я бежал. Вероятно, срок еще слишком мал, чтобы надеяться на подобную перемену императорского мнения.
