— Ты меня застукала.
Жена уселась к нему на колени, оперевшись спиной о край стола.
— Миссис Кейбот прислала сегодня утром.
На Бет были спортивные штаны, темные волосы на скорую руку собраны в конский хвост.
— Чего же она от тебя хочет? — с самым невинным видом спросил Картер.
— Прилагаемое письмо прочел? — улыбнулась Бет.
Картер рассмеялся.
— Когда ты собираешься встретиться с мистером Тайна? Он не смог определить, что это за труд?
— Не знаю. Наверное, когда он изволит явиться сам.
— Похоже, проект весьма любопытный.
Она придвинулась еще ближе.
— Мне тоже так кажется. Думаю, это один из самых древних и полных бестиариев, которые когда-либо мне встречались. Жду не дождусь, когда увижу эту книгу.
— А я жду не дождусь, когда уложу тебя в постельку, — сказал Картер и крепко обнял жену.
От нее пахло мылом «Дав», детской присыпкой и молоком, он никогда не предполагал, что эта комбинация может так возбуждать.
— Знаешь, когда принц уснул… — заговорщицким тоном начал он и провел рукой по округлым грудям жены под майкой.
— А королева приболела… — подхватила Бет.
Она отвела его руку и поцеловала пальцы, опустила голову ему на плечо. Тут взгляд Картера упал на снимок, что лежал перевернутым на столе. Протянув руку, он поднял его и увидел красочное изображение павлина. Голова слегка склонена набок, хвостовое оперение образует нечто вроде широкого веера. В отличие от всех павлинов, которых он когда-либо видел, этот был ярко-красного цвета, от него исходила явственная аура угрозы: глаза сверкали, как рубины, когти длинные, слегка искривленные, острые, как шипы. Этот павлин совсем не был похож на декоративное создание, скорее это была хищная птица доисторического периода.
ГЛАВА 2
Госпиталь для командного состава ветеранов войны находился неподалеку от бульвара Уилшир, но автомобилисты, проезжающие мимо, никогда его не замечали. Некогда вертеть головой по сторонам, когда ищешь дорожную развязку и поворот на 405-ю автомагистраль, да и движение на этом участке всегда напряженное — сущий кошмар, даже по лос-анджелесским стандартам.
Пандус, ведущий к госпиталю, был отделен от всех остальных ответвлений дороги, и, всякий раз сворачивая на него, Грир начинал чувствовать себя изгоем. Когда его видавший виды «мустанг» отделялся от общего потока машин, сразу почему-то давали о себе знать старые раны. Вот сволочи, думал он, проезжают себе мимо и понятия не имеют, какую боль он испытывает. А он, между прочим, раны эти получил, сражаясь за свою страну в Ираке. Чертовски легко и приятно катить мимо в каком-нибудь «мерседесе» или внедорожнике, трепаться по мобильнику и вовсе не думать о таких парнях, как он, о тех, кто жертвовал собой. И ради чего все эти жертвы? Этот вопрос он задавал себе снова и снова бесконечными бессонными ночами.
Теперь он знал дорогу к госпиталю как свои пять пальцев. Припарковался на одном из свободных мест в тени, показал документы охраннику на входе, тот всегда этого требовал, хотя Грир бывал тут много раз (еще один способ унизить боевого офицера), и прошел через холл к отделению физиотерапии.
Там уже дожидались своей очереди пациенты, с большинством из них он успел познакомиться. Вот Груббер, парень потерял обе руки, попав в засаду под Тикритом, а это Родригес, наступивший на противопехотную мину на подступах к Басре. Был еще Мариани, в инвалидной коляске, он никогда никому не рассказывал, что с ним произошло. Грир смотрел на этих мужчин, у многих из них были куда более тяжелые ранения, чем у него, и все они хотели, чтобы им полегчало. «Смотри, — говорил он себе, — ведь ты бы мог сейчас разъезжать в инвалидной коляске, как Мариани, или иметь обрубки вместо рук, как Груббер, или же ковылять на протезе, как Родригес». Но легче от этих сравнений ему не становилось, от процедур толку тоже было мало — он уходил отсюда с тем же ощущением горечи и полной беспомощности, что и приходил.
Индира, его врач-терапевт, уже готовила для ветерана массажный стол.
— Как самочувствие, капитан Грир? — спросила она и разгладила постланную на стол у окна бумагу. — Все ворчим, как всегда, всем недовольны?
Ну как прикажете отвечать на это? Утвердительно, что ли?
Она с улыбкой похлопала по столу ладонью, так приглашают кошку или собаку запрыгнуть на диван.
— Залезайте, готовьтесь. Сейчас принесу полотенца.
Слева за дверью находилась небольшая раздевалка, Грир прошел туда, разделся, сложил большую часть одежды и ценные вещи в шкафчик, запер и вернулся в чистенькой белой майке и беговых шортах. Он категорически отказывался надевать халат-распашонку на голое тело.
Индира уже ждала его и, как только Грир улегся на стол, подложила ему под шею маленькую подушечку, вторую — под колени, затем бережно обернула горячими полотенцами левую ногу. Грир изо всех сил старался, чтобы Индира не заметила, что он ее разглядывает, однако подозревал, что все-таки заметила. В первый раз он был так ослеплен болью и яростью, что вовсе не заметил этой женщины, но во второй раз и после имел возможность как следует разглядеть ее.
Она была не похожа ни на одну из известных ему женщин: маленького роста, с черными волосами и черными глазами, кожа с медным отливом. Немного напоминает жительницу Ирака. Говорила совсем мало, но за несколько сеансов он все же успел узнать о ней кое-что. Родом из Бомбея, отсюда и певучий акцент, с которым она говорила; еще она называла себя приверженницей зороастризма. Это была древняя религия (он специально посмотрел в Интернете), где люди верили в какие-то огненные круги или циклы, что-то в этом роде, и просуществовала она миллионы лет. Индира жила в западной части Лос-Анджелеса с родителями и целой толпой братьев и сестер. Он никогда бы не осмелился спросить, сколько ей лет; самому Григу было тридцать, и он догадывался, что Индира моложе.
— Ограничимся пока пятнадцатью минутами, — сказала она и поставила возле его ступней таймер. — Скажете, если будет сильно припекать.
Ногу надо было хорошенько разогреть, прежде чем начинать упражнения, предписанные для повышения мышечного тонуса и улучшения двигательных функций. Он никогда не говорил ей, как получил эту рану, а она никогда не спрашивала. Грир полагал, что эта сдержанность является частью подготовки здешнего персонала. Нужно ждать, пока сам пациент расскажет, ни в коем случае не давить на него. Он знал, что многие ребята — в их числе был и Мариани в инвалидной коляске — не хотели об этом говорить. Он — тоже. Когда Грира привезли в полевой госпиталь, развернутый на окраинах Мосула, Садовский сочинил целую историю. Якобы они патрулировали окрестности по периметру и тут вдруг выстрелил вражеский снайпер. В те дни вообще не задавали много вопросов, больше думали о том, как бы избежать захвата, и о защите от снайперских атак, что случались с удручающей регулярностью — примерно раз в час. В армии его наградили медалью «Пурпурное сердце», которая вручается за ранение на боевом посту, выходом в почетную отставку и ежемесячной проверкой на инвалидность, которая длилась до сих пор.
