Когда медсестра подвела нас к двери палаты, я оттащила Роба в сторонку и зашептала:
— Ты будешь записывать, ладно? С вопросами не встревай. Я хочу поговорить с ней сама.
— Она в твоем полном распоряжении, милая. Как сказал Джадд, у вас с ней наверняка много общего.
— Он сказал не это! — возмутилась я, задетая словами Роба. Вот уж от кого не ожидала…
— Почему он так тебя не любит?
— Джадд — расист и женоненавистник, разве ты не понял? Он всегда отпускает ехидные замечания в мой адрес.
— А по-моему, он неплохой парень.
Я ткнула его кулаком в бок, потом потрясла головой, надеясь, что это поможет прояснить и хоть как-то упорядочить мысли.
— Ты взял блокнот?
— Он всегда при мне. — Роб поднял свой блокнот. — И ручка. Есть еще запасная — на случай если в этой закончится паста.
— Ну ты молодец, настоящий бойскаут!
Что ж, пора идти! Я постаралась придать лицу спокойное доброжелательное выражение и толкнула дверь.
Потерпевшая Келли Стейплз оказалась совсем юной. Войдя в палату, я сразу заметила, что она недавно плакала. Девушка сидела возле кровати в больничном халате и босиком. Бледные ступни распухли, на пятках и пальцах виднелись потертости от сапог. Изможденное лицо в обрамлении длинных белокурых волос, покрасневшие, отекшие от усталости глаза. Было видно, что Келли неловко себя чувствует в бесформенном кургузом халатике. Она натягивала подол на колени. Ее губы казались раздраженными, будто она их кусала.
Я села на край кровати и улыбнулась.
— Келли? Я констебль сыскной полиции Керриган. Зови меня просто Мэйв. А это мой коллега, констебль Лангтон, он будет записывать наш разговор.
Роб скромно опустился в жесткое кресло в углу палаты. Девушка взглянула на него, потом на меня пустыми глазами.
— Вы не знаете, когда приедет моя мама?
— К сожалению, нет. Но я уверена, она уже в пути.
— Она привезет мне одежду. У меня забрали все вещи.
— Их взяли на экспертизу, — объяснила я, хотя девушка в любом случае не смогла бы носить одежду, испачканную в крови Вика Блэкстаффа.
— Я хочу домой.
— Скоро поедешь, — отозвалась я ласково, будто разговаривала с ребенком. Впрочем, почти так оно и было.
— Сколько тебе лет, Келли?
— Двадцать.
Отлично. Значит, можно задавать вопросы, не дожидаясь родителей.
— Ты учишься или работаешь?
— Учусь в кулинарном колледже. — Ее взгляд немного прояснился. — На последнем курсе.
— Хочешь стать шеф-поваром?
Девушка озадаченно пожала плечами:
— Не знаю.
Ладно, хватит панибратства. Пора переходить к делу.
— Мне бы хотелось поговорить о том, что произошло сегодня ночью. Мы зададим тебе несколько вопросов, а потом отпустим домой.
Девушка закатила глаза, но ничего не сказала.
— Прежде всего поверь: тебе нечего бояться. Мы опрашиваем тебя как свидетельницу, а не как подозреваемую, поэтому, пожалуйста, будь с нами полностью откровенна. Мы просто хотим узнать, что случилось до того, как ты… убежала.
Все-таки «убежала» звучало лучше, чем «несколько раз пырнула мужчину ножом в живот».
Келли заерзала.
— Значит, он мертв?
— Нет, он в палате интенсивной терапии. И жив.
— А жаль! — Девушка вызывающе вздернула подбородок. Она явно надеялась увидеть шок в моих глазах, однако я ее разочаровала.
— Итак, ты можешь сообщить, что случилось? Начни с самого начала. В котором часу ты отправилась в паб?
Не могу сказать, что беседа с Келли Стейплз далась мне легко. Страх сделал девушку упрямой. Первые несколько минут она едва цедила слова, односложно отвечая на вопросы. Но, рассказывая о ночных злоключениях, она постепенно оживилась. Язык развязался, и речь полилась, как вода в сточную канаву. Только бы Роб успевал записывать!
— Я решила, что это обойдется недорого и я быстрей доберусь до дома. Он же старый. Примерно как мой папа. Ну да. Такой спокойный и… заботливый. Я подумала, может, напоминаю ему дочку и он хочет отвезти меня домой, чтобы со мной ничего не случилось. Вот идиотка! Полная дура! Надо было бежать от него без оглядки! Правда, в этих сапогах я бы все равно далеко не убежала. Я в них еле ковыляла.
— Что было, когда ты села в машину?
Новый поток слов. Она почувствовала в салоне машины слабый запах бензина и насторожилась. Мужчина отказался везти ее домой той дорогой, которую она знала. Он заехал в какой-то переулок якобы для того, чтобы развернуться. Было темно. Она очутилась в ловушке: незнакомец сказал, что дверца не открывается изнутри. Келли ощутила, как он вспотел, и это еще больше ее напугало. Она поняла: это он, Поджигатель! И стала действовать, пока злодей не расправился с ней так же, как с другими девушками.
— У меня в сапоге был нож. Для самозащиты. Мой младший брат сказал, что в такое опасное время осторожность не помешает. — Она нервно хохотнула. — Что ж, он оказался прав. Кто знает, где бы я сейчас была, если бы не нож? Наверное, в морге…
Наверное. А может, и нет. Я начала терять терпение.
— Что было до того, как ты достала нож, Келли? Что он сказал или сделал? Почему ты решила, что он убийца?
— Он остановил машину и сказал, что сейчас меня выпустит.
— И?..
— И все. Как только он остановил машину, я поняла…
Я ждала. В тишине палаты было слышно, как ручка Роба чиркает по бумаге. Когда он закончил писать, я мягко спросила:
— Что ты поняла, Келли?
— Что он убийца. Тот самый. Ну, тот, который поджигает девушек.
Я осторожно кивнула, как бы соглашаясь, но в голове у меня образовалась пустота, в которой с непрерывной монотонностью крутилось: «Черт… черт… черт…»
В заключение своего рассказа Келли сообщила, что опередила маньяка, ударив его раньше, чем он на нее напал. В темноте он не видел, что у нее нож.
— Я целых два часа проторчала в палате! — пожаловалась Келли напоследок. — У меня нет ни одной сигареты. Все, теперь я могу идти?
— Тебе придется посидеть здесь еще немного, — сказала я как можно мягче, — и возможно, дать новые показания. К тому же врачи тебя еще не выписали.
— Я хочу домой! — заплакала Келли.
— Знаю.
Я встала, вдруг ощутив неловкость. Сказать, что она скоро пойдет домой, означало солгать. Я была почти уверена, что в ближайшее время девушку арестуют. Судя по тому, как она изложила события, ей грозила восемнадцатая статья — умышленное нанесение тяжких телесных повреждений.