Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 162
«Нигилизм» как идеал высшего могущества ума, избытка жизни, частью — разрушительный, частью — иронический.
15
Что есть вера? Как возникает она? Всякая вера есть признание чего-либо за истинное.
Крайней формой нигилизма был бы тот взгляд, что всякая вера, всякое признание чего-либо за истинное неизбежно ложно, ибо вовсе не существует истинного мира. Следовательно — это иллюзия перспективы, источник которой заключён в нас самих (поскольку мы постоянно нуждаемся в более узком, сокращённом, упрощённом мире). Мерилом наших сил служит то, в какой мере можем мы, не погибая от этого, признать эту иллюзорность и эту необходимость лжи.
Такой нигилизм, как отрицание истинного мира, бытия, мог бы быть божественным образом мысли.
16
Если мы и «разочарованные», то не по отношению к жизни, — у нас лишь открылись глаза на «желательности» всех видов. С насмешливой злобой смотрим мы на то, что называется «идеалами», мы презираем себя лишь за то, что не всегда можем подавить в себе то нелепое движение чувства, которое называется идеализмом. Дурная привычка сильнее, нежели гнев разочаровавшегося.
17
[В какой мере нигилизм Шопенгауэра всё ещё является следствием того же идеала, который создал христианский теизм?] Степень уверенности по отношению к высшим объектам желаний, высшим ценностям, высшему совершенству была так велика, что философы исходили из неё a priori[8], как из абсолютной уверенности: «Бог» — на вершине, как данная истина. «Уподобиться Богу», «слиться с Богом» — в продолжение тысячелетий это были самые наивные и убедительнейшие объекты желаний (но то, что убеждает, тем самым ещё не становится истинным — оно только убедительно. Примечание для ослов).
Мы разучились признавать за этим строем идеалов также и персонифицированность{2}, мы стали атеистами. Но разве мы отреклись от самого идеала? — Последние метафизики, по существу дела, всё ещё именно в нём ищут истинную «реальность», «вещь в себе», по отношению к которой всё остальное имеет лишь кажущееся существование. Но догматом их осталось то положение, что в виду явного несоответствия нашего мира явлений сказанному идеалу, — мир этот не есть «истинный» — и даже в основе своей не восходит к тому метафизическому миру, как к своей причине. Безусловное, поскольку оно есть высшее совершенство, не может служить основой для всего условного. Шопенгауэру, который стремился доказать обратное, нужно было мыслить эту метафизическую основу как нечто противоположное идеалу, как «злую, слепую волю»; как таковая, она могла затем стать тем «являющимся», которое открывается в мире явлений. Но и этим путём он ещё не отрекался от абсолютности идеала, он только нашёл лазейку...
(Канту казалась необходимой гипотеза «умопостигаемой свободы»{3}, чтобы снять с ens perfectum[9]{4} ответственность за данный характер этого мира, — одним словом, чтобы объяснить зло и грех: логика скандальная — для философа...)
18
Самый общий признак современной эпохи: невероятная убыль достоинства человека в его собственных глазах. Долгое время он вообще — средоточие и трагический герой бытия; затем он озабочен по меньшей мере тем, чтоб доказать своё родство с решающей и ценной в себе стороной бытия — так поступают все метафизики, желающие удержать достоинство человека верою в то, что моральные ценности суть кардинальные ценности. Кто расстаётся с Богом, тот тем крепче держится за веру в мораль.
19
Всякая исключительно моральная система ценностей (напр. буддийская) приводит к нигилизму: это грозит Европе! Думают обойтись одним морализмом, без религиозной основы; но это неизбежный путь к нигилизму. В религии отсутствует необходимость смотреть на нас самих как на творцов ценностей.
20
Вопрос нигилизма «зачем?» ведёт происхождение от нашей давней привычки, в силу которой цель казалась установленной, данной извне, как требование, — именно неким сверхчеловеческим авторитетом. После того, как мы разучились верить в этот авторитет, мы всё ещё, по старой привычке, ищем иного авторитета, который мог бы говорить с безусловностью и предписывать нам задачи и цели. Авторитет совести выступает теперь на первый план (чем мораль свободнее от богословия, тем она становится повелительнее) как возмещение утраты личного авторитета. Или авторитет разума. Или общественный инстинкт (стадо). Или, наконец, «история» с неким имманентным духом, — история, имеющая цель в себе, которой можно свободно отдаться. Мы хотели бы избегнуть необходимости воли, воления цели, риска самим ставить себе цель, хотели бы сложить с себя ответственность (мы приняли бы фатализм). В конце концов, вот оно — счастье и, с некоторой долей тартюфства, счастье большинства.
Мы говорим себе:
1) определённая цель вовсе не нужна;
2) предусмотреть её невозможно.
Как раз теперь, когда нужна воля, причём в высшей мере её силы — она всего слабее и малодушнее. Абсолютное недоверие к организующей способности воли для целого.
21
Совершенный нигилист. — Глаз нигилиста идеализирует в сторону безобразия, творит предательство по отношению к собственным воспоминаниям: он пренебрегает ими, даёт им оставить его, осыпаться, он не ограждает их от той мертвенно-бледной окраски, которую бессилие разливает на всё далёкое и прошедшее. И то, чего нигилист не делает по отношению к себе самому, не делает он и по отношению к прошлому всего человечества: он пренебрегает им.
22
Нигилизм. Он может иметь двоякое значение:
a) Как знак повышенной мощи духа — активный нигилизм.
b) Как падение и регресс мощи духа — пассивный нигилизм.
23
Нигилизм — естественное состояние.
Он может быть показателем силы — мощь духа способна так возрасти, что ныне существующие цели («убеждения», символы веры) перестанут соответствовать ей (верование, в общем, именно и выражает собой принудительность некоторых условий существования, подчинение авторитету таких условий, при которых человеческое существо благоденствует, растёт, приобретает власть...); с другой стороны нигилизм — показатель недостатка силы, способности вновь творчески поставить себе некую цель, вопросить некое «зачем», обрести новую веру.
Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 162
