и теперь не давала покоя, как соринка в глазу. К черной униформе каждого из них приколото что-то, чего там быть не должно. Маленький белый пучок на уровне нагрудного кармана.
Перебравшись через временное заграждение, я направился к своим бывшим охранникам. На земле у их ног собрались лужицы крови, которая по стыкам между камнями стекала дальше по мостовой. Если бы не шумная толпа у меня за спиной, было бы слышно, как она продолжает капать.
Эрис не отходила от меня ни на шаг.
– Уже объявлен всеобщий розыск, – поставила меня в известность она. – Весь Внутренний район и берега Темзы прочесываются в поисках подозрительных личностей.
– Это сделал не Красный Дождь, – пробормотал я, стоя перед Марджери. Несмотря на свой возраст, она всегда выглядела молодой и энергичной. В посмертии же ее лицо казалось пепельным и осунувшимся. Лишенные жизни глаза уставились в никуда. У меня в венах снова закипела кровь, на этот раз еще сильнее, чем прежде.
– С чего ты взял? – спросила Эрис.
Дрожащими от ярости пальцами я извлек непонятный пучок из петлицы форменной куртки Марджери. Маленькую веточку темного дерева с нежными белыми цветами. Они напоминают цветы вишни, разве что тычинки не светлые, а темные.
Боярышник.
Мне потребовалось все мое самообладание, чтобы не раздавить улику в кулаке. Вместо этого я развернулся и с мрачным видом продемонстрировал ее Эрис.
Глаза Десницы расширились, когда она начала понимать. Лишь один род мог заявить о себе подобным образом. Лишь тот, у которого боярышник запечатлен не только на гербе, но и в фамилии[1].
– Хоторны оставили нам послание, – озвучил очевидное я, а Эрис между тем взяла у меня веточку, чтобы рассмотреть внимательнее.
Она изучала цветы с нескрываемой тревогой. Потом покачала головой и подняла взгляд на меня.
– Ты понимаешь, что это означает? – еле слышно выговорила она.
Сделав глубокий вдох, я на мгновение закрыл глаза. А когда снова открыл, взгляд Эрис впился в меня с новой силой, предельно ясно выражая все, что она хотела мне сказать.
– Да, – пробормотал я. – Это означает войну.
Глава 3
Преврати любовь в оружие
ФЛОРЕНС
Я старалась сохранять трезвый рассудок. Моя судьба еще не решена, и если буду бояться угроз Бенедикта, это лишь усугубит ситуацию. Но когда наутро после его визита в дверях появилось двое стражников, горло все равно сжал парализующий страх. Мужчины надели на меня наручники, грубо схватили за руки, вывели из камеры и направились со мной вниз по ступеням Тауэра, до самого подземелья.
Воздух внизу затхлый, и чем ниже мы спускались, тем холоднее становилось. Меня охватила неконтролируемая дрожь, но не из-за низкой температуры. Как бы упрямо ни задирала подбородок, на самом деле я была не готова к тому, что вот-вот произойдет – чем бы оно ни было.
Когда мы дошли до обшарпанной железной двери, я приготовилась к худшему. Однако, вопреки моим ожиданиям, помещение оказалось не камерой пыток. Внутри стояли только стол и стул. И Бенедикт. Он ждал в комнате с низким сводчатым потолком и буравил меня мрачным взглядом. У меня болезненно екнуло сердце.
Стража потащила меня дальше в глубь камеры. Усадила на неудобный металлический стул, и лишь тогда я заметила в помещении второго человека. Душа сжалась еще сильнее.
В углу стояла Лира: нечитаемое выражение лица, а светлая кожа еще бледнее, чем обычно. Темные волосы она заплела в длинную косу, а зеленое платье при нормальных обстоятельствах наверняка подчеркивало бы ее глаза. Однако сейчас взгляд казался пустым и каким-то безжизненным. На хрупкие плечи накинут пиджак брата, отчего она выглядела еще более уязвимой.
Ее вид причинял мне не меньше боли, чем облик Бенедикта. Потому что я предала и ее, хотя все эти месяцы она проявляла по отношению ко мне только добро. Потому что последние несколько дней я скучала и по ней тоже. Потому что, возможно, и ее я никогда уже не смогу вернуть, возможно, я потеряла ее навсегда.
Лира молчала, а я не решалась заговорить. Вместо этого без сопротивления позволила двум стражникам прикрепить мои наручники к крюку в центре стола. И лишь после того, как дверь за ними закрылась, подняла глаза от своих скованных рук.
Мой взгляд вновь метнулся к Бенедикту. Со скрещенными на груди руками он прислонился к стене и наблюдал за мной. На этот раз весь в черном, и я невольно задалась вопросом, не пытался ли он тем самым что-то мне сказать. Рубашка аккуратно заправлена в пояс брюк, но две верхние пуговицы расстегнуты, а рукава закатаны. Лучше не думать о том, что это могло означать.
Наконец король вышел из оцепенения. Подойдя ближе к столу, обогнул его и остановился прямо напротив меня. Мне пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть ему в лицо, однако его взгляд так и остался каменным. Чужим. Такое ощущение, что на нем маска. Каким-то образом, невзирая на все время, которое мы провели вместе, Бенедикт не давал мне считывать его мимику. И вот уже в который раз я не знала, что чувствовать. Раскаяние? Привязанность? Страх? Постепенно начинало казаться, что нет таких эмоций, которые бы не вызывал во мне этот мужчина, а то, что я испытывала их все одновременно, пожирало меня медленно, но верно. Поэтому я сконцентрировалась на том, что преобладало над каждой из них. На боли у меня в груди и потребности исправить свои ошибки. Если это допрос, ему придется дать мне высказаться. Дать шанс оправдаться.
Бенедикт оперся на столешницу и наклонился ко мне. А мне потребовалось приложить максимум усилий, чтобы выдержать его взгляд. Воспоминание о вчерашнем еще слишком четкое, оно как заноза застряло у меня в груди, и я вынуждена переплести пальцы, чтобы скрыть дрожь.
– Сейчас я объясню тебе, как все пройдет, – тихо произнес король, и от его знакомого голоса, который звучал так непривычно, у меня побежали мурашки по спине.
Я прикусила нижнюю губу, чтобы сдержать слезы, и отчаянно заморгала, чтобы они не пролились. Если Бенедикт их и заметил, то проигнорировал. Выражение его лица ни капли не смягчилось. В отличие от вчерашнего дня, даже гнев не пылал у него в глазах. Он казался более спокойным. Но так ли это на самом деле или это всего лишь маска?
– Я задаю тебе вопросы, – невозмутимо продолжил Бенедикт. – А ты отвечаешь. Если будешь говорить правду и расскажешь мне то, что я хочу знать, то мы управимся за десять
