Сеньорита Барахас, как выяснилось, была не просто горничной: среди всей челяди сеньоры герцогини она оказалась самым приближенным к своей хозяйке лицом, как из-за долгих лет службы, так и из-за деликатного характера выполняемых обязанностей, к тому же она, по ее собственному признанию, была около покойницы, когда та умирала, была первым свидетелем ее недомогания, принимала первые меры помощи, оставалась около нее все последние часы, вплоть до самой смерти; сеньорита Барахас проводила нас в личные комнаты сеньоры герцогини, расположенные на верхнем этаже и отделенные от других помещений несколькими пустыми залами (стены одного из них сплошь покрыты зеркалами), еще не включенными в жизнь дворца, поскольку их строительство еще полностью не завершено и они не имеют положенных украшений, и только один из них временно приспособлен для живописной мастерской художника дона Франсиско де Гойя, который по распоряжению сеньоры герцогини делает роспись этих залов. Покои сеньоры герцогини состоят из трех комнат: зала для туалета, спальни с альковом и гигиенического кабинета, оборудованного новейшими достижениями прогресса; из этих комнат хозяйка не выходила последние двенадцать часов своей жизни начиная с момента, когда она почувствовала первые признаки недомогания, и до самой кончины. Спустя восемь дней после ее кончины и пять дней после похорон комнаты были убраны и закрыты; все это было выполнено лично сеньоритой Барахас; при этом сеньорита Барахас не обнаружила в них ничего примечательного, о чем следовало бы сообщить нам; сеньорита Барахас обратила наше внимание на то, что эти комнаты имеют только одну дверь, соединяющую их с остальной частью дворца, эта дверь ведет из туалетного зала в общий коридор, что весьма затрудняет вход в покои не только посторонним людям, но и ее личным слугам; нами был произведен также опрос сеньориты Барахас, протокол которого приводится ниже.
Вопрос: — Ваше имя?
Ответ: — Каталина Барахас Карнейро.
В. — Кем вы являетесь покойной?
О. — Являюсь… являлась ее горничной.
В. — Являетесь или являлись?
О. — Извините. Являлась. Сеньора умерла. Она уже не нуждается во мне.
В. — Сколько времени вы служили горничной?
О. — Всю жизнь.
В. — То* есть с тех пор, когда вы обе были детьми?
О. — Извините. Я постараюсь быть точной. Я поступила в услужение к сеньоре герцогине в то время, когда она еще не вышла замуж. Я была совсем девочкой. Не помню точно, сколько мне было, извините. Когда она вышла замуж, я осталась при ней. Была одной из ее донсений. А горничной я стала восемь лет назад, когда ушла та, что работала раньше.
В. — Вы не помните точную дату?
О. — Да, помню. В день святой Каталины в 1794 году. Сеньора хотела, чтобы это было подарком на мои именины. Она была очень доброй и всегда думала о других.
В. — Когда вы в последний раз видели сеньору герцогиню живой?
О. — Она умерла у меня на руках.
В. — Была агония мучительной?
О. — Да, сеньора очень страдала. Но в самые последние минуты она стала спокойной.
В. — Не сказала ли она перед смертью что-нибудь. что могло бы заинтересовать следствие?
О. — Сказала… Хотя, простите… Не думаю, что это для вас интересно… Я бы предпочла…
В. — Это решаем мы.
О. — Она сказала: «Каталина, эта плутовка смерть заманивает меня, как тореро своей мулетой. Я ухожу туда…»
В. — Что, по вашему мнению, явилось причиной смерти?
О. — Даже врачи не смогли прийти к согласию. Говорят, что лихорадка… Может быть. Мы вернулись из Андалусии, где видели много смертей. Но там признаки болезни были другие. Словом, не знаю. Да это теперь и не важно.
В. — Важно или не важно — предстоит решать нам. Нет ли у вас каких-нибудь оснований считать, что смерть сеньоры герцогини была вызвана чем-то иным, нежели болезнью?
О. — Я вас не понимаю, сеньор.
В. — Какой-нибудь внешней причиной… Не была ли она вызвана преднамеренно. Не использовался ли, например, яд. Словом, не было ли это убийством?
О. — Боже меня упаси даже подумать об этом! Это отравило бы ненавистью мое сердце!..
В. — Оставим ваши чувства в стороне. Считаете ли вы возможным, что герцогиня, не ведая того, приняла яд?
О. — Но это было бы ужасно!
В. — Вы ведь не будете утверждать, что не знаете, о чем говорят в Мадриде?
О. — Я больше не выхожу на улицу, сеньор. Все мы, кто живет во дворце, только то и делаем, что оплакиваем герцогиню. И никому не приходит в голову мысль о яде, я уверена. Для нас всех ее смерть — воля провидения. Хотя нам трудно понять эту волю. Она оборвала в самом расцвете жизнь прекрасного существа: моей хозяйки.
В. — Не знаете ли вы кого-нибудь, кто относился бы к сеньоре герцогине так плохо, что мог бы желать ее смерти?
О. — Никого, сеньор. Здесь, во дворце, все ее любили. А вне дворца — вы должны знать об этом лучше, чем я. Но я не могу поверить, что…
В. — Принимала ваша хозяйка кого-нибудь накануне своей кончины?
О. — Она принимала многих, вечером. Она устроила праздник. За столом было шестнадцать человек. Сеньор Пиньятелли или сеньор Берганса, ее секретарь, смогут дать вам имена Я была на кухне, распоряжалась подачей блюд и слугами.
В. — Это входило в ваши обязанности?
О. — В мои обязанности входило все, что от меня хотела моя сеньора. Она относилась ко мне с полным доверием.
В. — Видели ли вы сеньору герцогиню после праздника?
О. — Конечно. Она вызвала меня к себе. Я всегда помогала ей… Извините, помогала раздеваться.
В. — Вы нашли ее в нормальном состоянии?
О. — Она была такой же, как всегда после праздников: слегка печальная, слегка беспокойная.
В. — Говорила она или делала что-нибудь необычное?
О. — Нет. Впрочем… она предложила мне выпить с нею. Нам подарили херес во время нашей поездки в Андалузию. Сеньора герцогиня держала эту бутыль на туалетном столе. Она и сейчас там, вы должны были видеть ее.
В. — Вы выпили?
О. — Мы обе выпили. Это очень тонкое вино.
В. — Когда у сеньоры герцогини появились признаки плохого самочувствия? Утром?
О. — Нет. Часа два спустя. Она снова вызвала меня к себе. Началась рвота, холодный пот, боли в животе… Немного погодя послали за врачом. Приехал доктор. Бонелльс. Уже наступило утро.
К тому времени, когда допрос был закончен, во дворец уже прибыл дон Карлос Пиньятелли. Сеньор Пиньятелли оказался молодым человеком благородного происхождения, со свободными манерами и живым характером. Сеньорита Барахас предоставила нам зал с рабочим столом на нижнем этаже, и мы могли пользоваться им, как своим, в течение всего расследования; мы пригласили в этот зал сеньора Пиньятелли и провели допрос, содержание которого излагается ниже.
