бы и нам подзаправиться.
— А больше некому. Рок ощущает энергетические возмущения барьера. Если кто-то по неосторожности коснётся защитного контура, то он явится и истребит всё живое. Из нашей группы выжила только я. Давно это было. Лет десять или одиннадцать назад, не помню уже, многое стёрлось из памяти. В данном месте время течёт иначе. Который сейчас год? — Девица, сунув сразу половину плитки шоколада в рот, блаженно зажмурила глаза.
— С утра было двадцать восьмое августа две тысячи двадцать четвёртого года.
Я взглянула на девку с подозрением. Десять лет? В каком же возрасте она попала в разлом? Ей на вид больше двадцати не дашь. О чём и осведомилась:
— Ты слишком юно выглядишь, давай-ка по порядку, и начнём с того, за каким чёртом пыталась нас убить и что за магию использовала. Перед атакой я слышала треск, будто бревно разломали пополам, — посмотрела на грязнулю взором, не терпящим возражений.
— Двадцать шестой, значит… Полагала, что меньше времени прошло. Я попала сюда в тысяча девятьсот девяносто восьмом. Выходит, двадцать шесть лет назад. Незадолго до рейда мне стукнуло девятнадцать. Есть зеркало, рыжая?
Что за манера такая — тянуть ручонки требовательно, будто я давний долг не вернула!
Зеркало Мораны давать не стала: мало ли что может случиться, попади артефакт в руки смертного? Взглянет одним глазком на отражение — и прахом обратится. Вынув из хранилища обычный несессер, вручила девке.
Уму непостижимо! Сорок пять лет! Да она мне в матери годится, а выглядит чуть ли не моложе! Всё никак не свыкнусь, что я в мире магии, а тут и не такое может быть. Чего только стоила аморфная вонючая куча. Знать бы ещё, кто эту нелепицу послал в разлом на мои поимки.
— А я ничего, правда? Помыться бы, у тебя нет воды случаем? — Требовательная рука пощёлкала пальцами перед самым носом.
— Гель для душа, мочалка, две канистры горячей воды по двадцать литров — всё есть у меня, но не про твою честь! Пока не ответишь на интересующие вопросы, ничего не получишь, а будешь волынку тянуть… оставлю тебя в аномалии век доживать! Хватит тень на плетень наводить, отвечай, с тобой княжна разговаривает!
— Какие мы величавые! Вы только посмотрите! Сама княжна одолжение сделала! Позабудь, кем была за кромкой, здесь все равны. Нет у тебя больше титула. Оставь всё, что было дорого, всех, кого любила. Ты никогда отсюда не выберешься! Свезло раз, гробанешься через день или два. Полагаешь, я не пыталась? Дальше третьего сектора никто не заходил! А знаешь, сколько их всего? Двенадцать, мать твою! И в каждом — смерть и ничего, кроме смерти! Считаешь, в сказку попала? Приключений захотелось? Я тоже когда-то была наивной дурочкой. Имя графини Евдокии Николаевны Лопухиной что-нибудь говорит тебе, княжна? — Щёки девушки, а теперь уже женщины, полыхнули красным. Пунцовый румянец проступил, несмотря на грязь.
Ишь, как ярится, будто солнышко!
«Василиса, что нам известно о графине-потеряшке, есть информация?»
«Минуточку, взгляну в базе, быть может, что-то отыщется».
Ожидание долго не продлилось, Вася вовсю юзала разогнанное сознание. Почему-то, в отличие от меня, у неё прекрасно выходило применять потенциал повышенной мозговой активности на все сто процентов. На сетчатке запечатлелся снимок красивой барышни в бальном платье. С большим трудом, но я распознала в ней новоиспечённую знакомую. Как же ты не сдохла за десятилетия, бедолага? Двадцать шесть лет! Вот у кого поучиться надобно. Да я просто птенец неоперившийся супротив графини, с её-то опытом. Мне на самом деле везёт — этого не отнять, а здесь навыки, инстинкты выживания. Во что бы то ни стало надобно вытаскивать Лопухину из ловушки и брать под крыло. Подчинить, истребовав вассальную клятву, купить за любые деньги. Такие люди мне потребны. Но сначала надо втереться в доверие, и шоколад мне в этом поможет. Пока я строила планы, дамочка продолжила:
— Мне доспех приглянулся и винтовка бритоголового, а ещё баул, поэтому и хотела убить. И убила бы, но твоя магия истощила силы, всю ману выпила. Если бы знала, что ты так сильна, устроила бы засаду. Тот треск, что вы слышали, — это Щелкунчик, аномалия такая. Когда её разряжаешь, бахает так, что на десять вёрст звуковая волна расходится. Обойти не вышло, пришлось камень бросить. Отдавай обещанное, я всё сказала! Еды тоже дай, тебе всё равно не пригодится. Сдохнешь в любом случае, не сегодня, так завтра.
Прежде чем ко мне потянулась рука, подняла меч в предостерегающем жесте.
— Обожди, не спеши, как голая в баню. Этот клинок лежал на приметном месте, отчего ты не подобрала его за два десятка лет? Не поверю, что не заметила.
— А на кой мне треклятая железяка Рюрика? Все, кто его держал в руках, — мертвы, уж, поди, и кости сопрели. Если у тебя и был шанс выжить, то ты его лишилась в тот самый момент, когда притронулась к рукояти. — Лопухина, фыркнув, запихнула вторую половину шоколадки в прожорливый рот.
Может, оттого её Булька не тронула? Признала родственную душу, не иначе.
Спорить с графиней не стала: у меня было своё мнение на этот счёт, но проверю догадку без чужих глаз. Вынув из хранилища обещанное, приказала Шороху собрать полевой душ, пусть Евдокия Николаевна за двадцать шесть лет мытарств почувствует себя человеком. Воды не жалко, а вот удочка заброшена — осталось рыбку подсечь и насадить на кукан.
Глава 3
Разума коснулось нечто чуждое. Кожей ощутила агрессивный ментальный контакт — будто обувной щёткой по темени провели. Защита парировала удар, но чужеродное вторжение запечатлело на уровне астрального восприятия малоприятный липучий отпечаток. Василиса и артефакт не остались безучастными, каждый внёс свою лепту. Вася привела спутавшиеся мысли в порядок, а Скорп немудрящими манипуляциями с мозгом целиком вернул временно утраченную ориентацию в пространстве. Поблагодарив сателлитов, резво подскочила на ноги.
Суматошно оглядевшись по сторонам, хлопнула ладонью по пояснице — Бульки и след простыл. Активировала взор истины. Питомица отыскалась в трёх метрах от места стоянки. У аномальной амёбы не имелось стабильной формы — определить, где зад, а где перед не представлялось возможным. В настоящий момент она приняла наиболее удобную форму для моего восприятия. Вытянувшись торпедой, поигрывала чёрными разводами, выражая нетерпение, очевидно, ожидая, пока нерасторопная хозяйка соизволит пойти следом, что я и сделала.
Графиня всё ещё надраивала тело, в тщетной попытке смыть застарелую грязь, а полковник
