А с уважаемыми Зябликовыми попробую договориться.
Камила удивленно смотрит на меня, точно не ожидав таких слов. А Эльдар опять ухмыляется, нисколько мне не веря. Ну и черт с ним. Тем более, что он правильно думает.
Когда Енеревы уезжают, я вызываю гвардейцев — заняться Борзой: перенести в ангар, накормить, напоить, дать мягкую игрушку, чтоб не скучала. А сам иду в кабинет Сереги Сивых и велю ему взять квартиру Зябликовых под наблюдение. Тут очень вовремя подходит гвардеец с докладом по расшифровке видеозаписи из сломанного банкомата. Ну помните, когда еще на меня напал черно-полосатый шершнемет? Тогда гвардеец отдал поврежденные записи на восстановление своему двенадцатилетнему брату.
— Шеф, пробили, кто сломал банкомат, — гвардеец передает распечатанные снимки с объектива камеры. — Он же, оказывается, не просто сломал, но и разграбил инкассаторской отсек.
Секунды две я разглядываю довольную рожу Гены Зябликова, выносящего деньги. Мда, попался сученыш.
— Слушай, а брат у тебя молодец, — замечаю. — Фото очень четкое.
— Мой пиздюк, — довольно кивает гвардеец. — Мы им всей семьей гордимся.
Сомнений больше нет. Шершнемета спустили с поводка Зябликовы. Как и Борзую сегодня. Уже второе покушение на мою жизнь, а эти черти всё еще живы? Да как так? Срочно исправить.
Но сначала подготовка. Предварительно делаю ментальную установку Зубастику. Затем еду домой. Надо переодеться, причем максимально пафосно: дорогие часы, брендовый костюм с серебряными запонками и туфли ценой с полмашины. Еще прошу Лакомку налепить на меня дополнительные энергопластыри, что альва с большим удовольствием выполняет. Ее шаловливая ручка уже суется туда, куда клеить пластырь совсем не нужно, хотя она вовсе и не затем туда полезла. Я перехватываю тонкие пальчики и отвожу в сторону, покачав головой, отчего альва, не убавив улыбки, лишь пожимает плечами: мол, значит, в другой раз.
Затем уже на «Майбахе» в гости к Зябликовым. Район примечательный. Покосившаяся пятиэтажка, обгаженный подъезд, выкрученные лампочки на лестнице. Совсем невесело живут разорившиеся дворяне.
— Какого хрена ты приперся⁈ — орет открывший мне дверь Гена. Поразительно: в его поведении ни следа от страха, пережитого на моей базе. Ну, конечно, ведь я не взял с собой волкомедведей. Впрочем, Геннадий мог бы вспомнить, что у меня как бы два Дара.
— Я в гости, — с улыбкой отвечаю. — Старших позови, Ваше Благородие, — достаю из кармана сторублевую банкноту и бросаю ему в руки. — И неплохо бы послать кого-нибудь в магазин, пускай купят «Ириных ватрушек» к чаю.
— Ах ты, чернь! — сжимает он кулаки, хоть банкноту и поймал ловко. А я с улыбкой жду — накинется или нет. Но парень, видимо, хорошо помнит прошлый опыт атаки на меня и совсем не горит желанием снова бегать от галлюцинации Змейки. А жаль: так бы здесь всё и закончилось.
Но трусость — тот инстинкт, что уже во второй раз спасает Зябликова.
Тогда я просто прохожу мимо Гены и устраиваюсь в единственной комнате в старом кресле спиной к окну. Скоро из кухни приходят Ефрем и Фома. Один в дранном халате, другой в трениках и майке-алкоголичке.
— Зачем ты пришел, Вещий? — глава рода тоже с трудом сдерживается. Он усаживается на дряхлую тахту с торчащими пружинами, и видок у него недобрый.
— Поговорить, — небрежным движением задираю рукав пиджака, показывая циферблат дорогих часов. — Не уделите мне всего пятнадцать минут, Ваше Благородие?
Лица у всех Зябликовых перекашиваются от ярости. Их безумно бесит, что простолюдин носит дорогое шмотье, да и вообще намного богаче, чем они — люди белой кости и голубой крови. Но самое главное — сейчас Зябликовы не чувствуют страха. И это уже интересно. Для меня.
— Ну и что ты хочешь мне сказать? — рычит Ефрем.
— Я хотел бы уточнить, зачем вам Камила Енерева, — продолжаю вежливо улыбаться. — Вы явно находитесь в бедственном положении, но мне непонятно, как брак вашего наследника с Камилой поможет выбраться из него.
— А это не твое дело, — выцеживает Ефрем, будто бы незаметно кивнув Фоме и Гене. — Твое дело — не путаться у нас под ногами.
— Позвольте не согласиться, Ваше Благородие, — мягко возражаю. — Камила Енерева — член доброотряда «Юных русчией». У нас контракт с армией, мы служим Царю. А моя обязанность как фактического главы отряда, чтобы каждый «русич» мог исправно нести службу. Вы же чините этому препятствия.
— Слушай, Вещий, — фыркает Ефрем. — Я объясню тебе по-хорошему один раз. Ты всего лишь простолюдин. Твой полковник-отчим тебя не признал и не принял в род. А значит у тебя нет покровителя. Твоя стая Легавых далеко, как и банда, которую ты называешь гвардией, а два Дара тебе не помогут против трех телепатов.
Я с показной опаской поворачиваюсь к двум другим Зябликовым. Фома уже выхватил из воздуха какую-то кривую лиловую палку. Хм, это что, неужели пси-клинок? Серьезно? Ох, меня едва не разрывает смех от взгляда на корявое убожество. Даже не смог вылить форму меча.
— Насчет отчима у вас интересное предположение, — замечаю, опустив голову. — Но по поводу Камилы может…договоримся? Если не возражаете?
Вежливость сейчас просто необходима. Как и выражение испуга на лице. Первое — чтобы княжеские следователи не обвинили меня в оскорблении дворянской чести и создании повода для нападения, второе — чтобы Зябликовы уже наконец решились напасть. А то сколько можно сидеть? Я же безоружный, дрожащий, испуганный. Берите меня тепленьким, убивайте, закапывайте тайком загородом, ну же!
Но Зябликовы не торопятся.
— Пусть он мне часы отдаст, — требует Гена. — Не хочу их с трупа снимать.
— Подожди с трупом, — бурчит Ефрем, оглядывая меня. — Вещий, ты вроде не тупой. Но пришел к нам без своих бандитов? Что-то тут нечисто.
Кажется, не прокатило. Ну ладно, пятнадцать минут уже прошли. А значит, за окном уже должен взлететь он.
Все три Зябликова вдруг смотрят мне за спину. Их глаза наполняются ужасом. Не оборачиваясь, я специально притупляю слух, чтобы не слышать клацанье огромных челюстей и хлопанье мощных крыльев.
— Ах ты, чертов сопляк! — Ефрем вскакивает с тахты и бросает на меня псионический разряд. А мне только это и надо! Мои щиты выдерживают удар. Это успех, господа! Ведь теперь можно контратаковать! Ура!
Обрушиваю мощный разряд на Ефрема, чтобы он замедлился. Тот хватается за висок: проняла отдача от щитов. Да еще, возможно сквозь защиту просочились иллюзии
