что Энни сможет сделать на арене хоть шажок. А там теперь соберутся победители, а не испуганные дети. Я, конечно, сделаю все возможное, но все время сражаться и защищать кого-то одновременно я не смогу.
— Для этого у вас есть я, дорогой мой.
— Что? Для чего? — на секунду я запутался и не понял смысла сказанного, но когда до меня дошло, я не смог сдержаться и закричал. — НЕТ!
— Самое время вспомнить свое обещание…
— Нет, Мегз! Одно дело подчиняться тебе, а другое — спокойно смириться с тем, что ты жертвуешь своей жизнью.
— Ох, дорогой мой мальчик, ну неужели ты не понимаешь, что для меня лучше умереть, чем похоронить кого-то из вас? Я прожила долгую, но бесполезную жизнь. А теперь мне представился шанс спасти вас. Думаешь, я хоть секунду сомневалась? Нет! Это решение далось мне так легко, будто это и есть весь смысл моей жизни. Теперь, понимая, что я смогу хоть чем-то вам помочь, мне становится радостно. Я счастлива, — она улыбнулась и сделала еще глоточек из своей чашки.
У меня же в горле будто застрял тугой комок. Я пытался вздохнуть глубоко, но он мешал мне. Я собрал все усилия в кулак и еле слышно прошептал:
— Но как же я без тебя? — слезы снова потекли у меня по щекам, но в этот раз я сразу понял, что остановить их у меня не получится.
Я плакал, а Мегз вначале улыбалась, а потом ее лицо будто засветилось от счастья, и она засмеялась.
— Наверное, ты думаешь, что я сошла с ума, да? — она взяла меня за руку и продолжила улыбаться.
— Я никогда бы так не подумал… — опять прошептал я.
— Просто я действительно счастлива, дорогой мой. Мне так жаль, что я не встретила тебя до Игр. Я бы хотела, чтобы у меня был такой сын, как ты, но слишком боялась, что любому моему ребенку уже заранее приготовлено место на арене. Ты замечательный, Финник. И единственное, что я могу для тебя сделать, это отдать свою жизнь за Энни. Возможно, все то, о чем говорят — правда, и вы еще сможете создать с ней настоящую семью с целой кучей детишек. Я хочу этого больше всего на свете.
Она подвинулась поближе ко мне и сказала совсем-совсем тихо:
— Позволь мне сделать это, дорогой мой. Это будет самым достойным завершением моей жизни, — она заглянула мне прямо в глаза и сжала мою ладонь. Я легонечко кивнул и прошептал:
— Я ведь пообещал делать все, что ты мне скажешь.
Мегз снова просияла от счастья и крепко прижала меня к себе.
— Тогда позволь еще одну просьбу, — она погладила меня по спине и замолчала.
— Какую угодно.
— Запомни меня такой, какая я сейчас, — я отстранился от нее и взглянул на черты лица, которые и так никогда не смогу забыть.
— Какой «такой»? Одновременно плачущей и смеющейся? — она улыбнулась и замотала головой.
— Нет, дорогой мой. Счастливой. Возможно, впервые в жизни по-настоящему счастливой.
Она снова заулыбалась и прижалась ко мне. Я тоже обнял ее и уверенно ответил: «Обещаю».
Мегз заплакала.
Я тоже.
* * *
Мы обсуждали наш план еще очень долго, и домой я ушел уже глубокой ночью.
Не было в этом плане никаких тонкостей и хитростей. Просто Мегз должна была идти на Игры добровольцем вместо Энни при любом раскладе. Я с болью в сердце осознавал, что так и случится, но решил до последнего надеяться, что ни меня, ни Энни, ни Мегз в этот раз не выберут.
В нашей комнате Энни тихонечко сопела, и я не стал ее будить, а просто лег рядом и заснул.
Утром первым делом она спросила меня:
— Что нам делать?
Я же попросил ее верить мне и думать о Квартальной бойне как можно меньше. Она в ту же секунду сказала, что доверяет мне даже свою жизнь и пообещала, что совсем не будет больше спрашивать об Играх. Я, в свою очередь, пообещал ей, что приложу все свои усилия, чтобы все это время, которое осталось у нас до Жатвы, стало самым счастливым периодом в нашей жизни.
Глава 5. Розовое небо
Когда ты занят важным делом, то на переживания и беспокойства времени просто нет. Поэтому нужно продолжать плести сеть и не думать ни о чем.
Не думать о Мегз.
Не думать о проклятых Играх.
Забыть об этой Квартальной Бойне.
О Сойке-Пересмешнице.
О чертовом Капитолии с его разноцветными, точно леденцы в баночке, людишками.
Не думать.
Плести и не думать.
Слеза снова стекает по щеке и капает на руку. От соленых слез болячки, полученные от тумана, неприятно щиплет.
В сотый раз вытираю ладошкой мокрые глаза и продолжаю плести.
Я никогда не умел делать толковые сети. Вот Энни вместе с Мегз могли сплести что угодно, тогда как я попросту тратил за этим занятием время. Сейчас моя сеть кажется мне крепкой. Или это оттого, что слезы продолжают заволакивать глаза?
Моргаю и беру себя в руки. Довольно. Мегз уже мертва.
Ее уже не вернуть…
Снова плачу.
В нескольких метрах от меня кто-то тихонько вскрикивает, и я сразу же тяну руку к трезубцу, но это всего лишь Китнисс. Наверняка ей снится кошмар. Для тех, кто вернулся с Игр это привычное дело. Она сквозь сон проводит ладошкой по песку и успокаивается только тогда, когда находит руку Пита. Он, не просыпаясь, прижимает ее ладонь к своей щеке.
Я улыбаюсь.
Похоже, эти двое действительно нуждаются друг в друге. А до того, как я познакомился с ними, думал, что их «любовь» — это просто очередная выдумка Капитолия.
Парень, конечно, даже перед камерами выглядел правдоподобно, но Китнисс…
Я говорил с их ментором за пару дней до арены, и он согласился со мной, что актриса из нее никакая. А потом все же добавил, что она просто сама еще не понимает, как нуждается в нем.
И я понял, что это правда, когда он чуть не умер. Ее лицо… это было лицо человека, потерявшего в жизни самое дорогое, что у нее было.
Возможно, у меня сейчас именно такое лицо…
Снова пытаюсь отогнать мысли о Мегз, которая сама пошла на смерть со счастливой улыбкой на лице. Точь-в-точь с такой же улыбкой, с какой она приняла решение, что пойдет добровольцем, если имя Энни вытянут на Жатве.
Энни…
Смотрит ли она Игры? Винит ли меня в смерти Мегз? Или в том, что я
