о другом — смотрела на старый сервант с кирпичами вместо ножек, полный книг. Кричащих корешков не было, но вся библиотека представляла из себя собрание классики. «Здесь жила учительница литературы?» — восхищённо подумала девушка
Напротив телевизора стоял старый, продавленный, выцветший диван, не заинтересовавший девушек ни на йоту, но рядом с диваном был стол, заставивший обеих вновь задохнуться от восторга — стол был покрыт искусно вышитой яркими нитками белоснежной скатертью, а поверх неё — самовар! Огромный, медный, блестящий.
В этой комнате имелась дверь, ведущая в меньшую. Там железная кровать со спинкой художественной ковки, украшенной железными же розами, покрытая ярким вязаным покрывалом, рисунок покрывала изображал оленей и пруд. Напротив кровати платяной шкаф с овальным зеркалом и ковровая дорожка между ними, у окна тумба с ручной швейной машиной и колченогий стул с низкой спинкой.
Приглядевшись к машине, Эля чуть не задохнулась: это был раритет, и не просто старая машина, это была очень хорошая машина и была она в отличном состоянии. Эля знала, что машины этой марки шьют до сих пор. И даже лучше чем совершенно новые, реже ломаются, чем новые. Да какое там реже? — швейки этой марки вообще не ломаются и обладателей таких машин можно считать счастливчиками!
Но ни одна из них и не подумала присвоить понравившееся. Обе девушки — и Альбина и Эля никогда не дружили и обе не доверяли друг другу. Каждая была уверенна, что спутница разнесёт этот эпизод, предварительно сгустив краски. Даже в воровстве обвинит. А обе ценили свою репутацию — вот причина их борьбы с искушением — не доверие и стыд.
— Слышь, Эль, давай выйдем, а то что-то боязно, как бы не застукали… да и потолок может на голову в любой момент свалиться.
Эля не стала противиться и девушки покинули дом. Обе они изо всех сил боролись с искушением: одной из них хотелось скатерть и кружевную салфетку, покрывавшую старый телевизор; вторая ни скатерть ни салфетку не заметила — видела их, но не обратила внимание, но её душа тянулась к книгам и самовару, а ещё очень хотелось швейную машину и буфет. На крыльце Эля обратила внимание, что снаружи дышится значительно легче, чем внутри. И дело, по мнению Эли было не в спёртом воздухе — спёртым воздух быть не мог, ведь все оконные рамы и двери рассохлись и воздух гулял по помещениям беспрепятственно.
Просто в доме была гнетущая, тяжёлая атмосфера. И что-то в этом доме было не так. И Эле казалось, что она знает, что именно не так. Но вот что именно — это от неё всё время ускользало.
Девушки прошли через кое-как асфальтированный двор. Пол был покрыт выщербинами и трещинами, сквозь которые пробивалась трава. Они уселись на широкую, облезлую лавку с высокой спинкой, стоявшую под раскидистой шелковицей. Эля подняла голову — на ветвях ни одной ягоды. И не удивительно, сезон то уже прошёл.
Пока Эля размышляла над тем стоит ли раскрыть спутнице свои подозрения, Альбина нарушила молчание:
— Эх, какая красивая скатерть была… — произнесла девушка мечтательно. И тут все подозрения девушки оформились в слова. Эля решилась их высказать вслух:
— А тебе ничего не показалось странным?
— Чего? — спросила Альбина.
— Слишком уж это странно: дом на отшибе, брошенный, даже замка нет, а всё на месте — вилки, ложки. Даже медный самовар никуда не делся. Альбина, ты знаешь сколько сейчас такие швейные машины стоят? Этот дом бы уже обнесли и стен бы не оставили. А тут всё на месте. И знаешь, Альбина, слишком уж в этом «брошенном» доме чисто, вроде никто не живёт, а не пылинки. Само убирается что-ли?
— Наверное, дом всё же жилой, — высказала предположение Альбина.
— И бросили незакрытым? — ответила вопросом Эля, — даже амбарный замок не повесили.
Была ещё одна странность, на которую обратила внимание Эля, но о которой не стала упоминать: убожество соседствует с шиком — самовар, книги очень хороши, швейная машина выше всяких похвал, буфет и кровать. При этом другая мебель просто рухлядь, занавески — уже новые были как тряпки, паласы — одно название. Эля не знала, как это сформулировать, но ей казалось что рухлядь — как раз и составляет всё, что к этому дому относится, а вот ценные вещи принесли откуда-то из другого места и расставили напоказ. Это всё походило на сыр, точащий из мышеловки. «Приманка для хапуг», — подумала Эля, но в чём заключается ловушка уловить так и не смогла. Хотели поймать на воровстве? — слишком уж терпеливо сидят в засаде, да и, видя что они проникли в дом, уже пришли бы.
Сумерки уже сгустились, да и ноги до сих пор гудели. Каждый шаг давался с трудом, да и вдоль дороги плестись ночью не «комельфо», мало ли … Эля решила дождаться утра здесь, вместе с Альбиной — вдвоём не так уж страшно, но едва рассветёт — уберётся отсюда и вне зависимости от согласия Альбины отправиться вместе с ней. И лишней минуты она в этом зловещем месте не задержится.
Девушки решили устроиться на ночлег. Возвращаться в чужой пустой дом они не стали — благо лето, жарко. Решили переночевать на улице. Альбина устроилась прямо здесь — на лавочке. Для Эли на лавке места не нашлось и она в сумерках отправилась бродить по двору на негнущихся ногах в поисках места помягче.
Это место нашлось под замазанным глиной плетнём, земля здесь заросла мелкой травой с узкими стебельками — то что надо. Эля легла. «Вот и пришла пора ночевать под забором», — грустно подумала она. Было как-то стрёмно лежать на улице и девушка, ворочаясь, размышляла о том, что бродяжничать не сможет — лучше уж сразу отправиться к Создателю, а ещё она подумала о том что утром будет выглядеть не лучше бродяги — вся одежда будет измятая, а переодеваться в прихваченную с собой из дому ночную было боязно, лучше уж в одежде ночевать.
Сон подкрался незаметно. Так же незаметно он и ушёл, когда поднялось круглое красное солнце, окрашивая тёмно-синее небо над самым горизонтом в розовые тона.
Эля подняла голову, посмотрела на лавку под деревом. Протёрла глаза и снова посмотрела на лавку. Она села и уставилась на лавку, не веря своим глазам. Лавка была пуста. Альбины не было. Эля поднялась на ноги и принялось озираться. Стало немного страшно. «Может на толчок пошла?» — сама у себя спросила Эля, но внутренний голос подсказывал: нет, она совсем ушла. Бросила. И даже не
