наружи, за «кремль» прячется. Слышит — мужик дверь-то открыл и стоит, смотрит, пыхтит и зубами щёлкает. Постоял какое-то время и всё затихло. А мой дед до утра так там в дерьме и проторчал. Родители хватились и начали шум поднимать: куда их пацан делся? В милицию заявили. Менты, конечно — быстро всё разузнали и к обеду моего деда из ямы вытащили, до смерти перепуганного. Когда же дед рассказал про мужика с обрезом — те решили его поймать. Вызвали даже подкрепление из города. Мало ли какой «кулак», может — с гражданской, от советской власти там прячется? Устроили засаду. Оделись в гражданское и залезли в сад. А у самих — пистолеты наготове. Поздно вечером смотрят — и впрямь выходит тот самый мужик с обрезом. Они закричали ему: «Стой, стреляем!», а он хоть бы что, никак не реагирует. Тогда они давай по нему из револьверов палить. Смотрят потом: а мужика то и нет! Подошли осторожно к дому, открыли дверь, а оттуда — стая летучих мышей вылетела. Покружила немного над ментами и давай их кусать. Те отмахались, конечно, но потом с ними что-то произошло и с тех пор у них появилась потребность пить кровь.
— Они в вампиров превратились! — Послышался чей-то голос из темноты.
— Это по-английски — «вампиры», а по-нашему — их «упырями» зовут. — Продолжал свой рассказ косоглазый. — И с тех пор стали они пить человеческую кровь. Поймают какого-нибудь воришку, который не нужен никому, закроют его в одиночную камеру, а ночью придут — свяжут его и давай кровь сосать! Наутро сделают всё так, будто вор этот сам и повесился. Похоронят как самоубийцу и новую жертву ищут. Только длилось это не особо долго. Их вычислило НКВД. Там тогда особый секретный отдел был, который и занимался всякой нечистью. Ментов-упырей поймали и расстреляли. А после смерти Сталина этот отдел закрыли. Потому — теперь нечистая сила плодится с огромной скоростью. В газетах и по телеку про неё запрещено говорить, вот и ходят всякие истории от человека к человеку. Только так.
— Я тоже слышал: в соседней области бесследно пропадали люди. — Продолжил разговор Митяй. — Стали расследовать и вышли на одну старуху. Пришли к ней домой и смотрят такие: рядом с диваном капли крови. Отодвигают диван, а там — подвал с огромной мясорубкой. Все, кто на него садился — проваливался в подвал и перемалывался в мясорубке. А бабка потом — из человеческого мяса пирожки пекла и на рынке их продавала.
— Про упырей ещё расскажу. — Влез опять косой. — В одном маленьком городе жила красивая девочка. Худенькая, бледненькая, с алыми губками и большими голубыми глазами. Никто толком не знал — кто она вообще такая? И вот как-то две другие девочки решили проследить за ней. Идут следом, куда она — туда и девочки. Завела их бледная в дальний заброшенный дом и идёт по коридору. А вокруг — темно! Те двое — за ней. Вдруг, резко бледнолицая разворачивается, а у неё глаза покраснели, а изо рта огромные зубищи повылазили. И как бросится на них! Растерзала насмерть, крови их напилась и снова стала как прежде. Дом потом снесли, а девочка-упырь в другой город уехала и опять — в заброшенном доме поселилась. И люди в этом городе пропадают — неизвестно куда. Так вот!
— Однажды одну девчонку мать отправила в магазин купить таз. — Послышался незнакомый голос из темноты, принадлежавший кому-то из мальчишек. — Ну вот, она его купила и принесла домой. Через несколько дней мать решила постирать в нём бельё, а из него: раз — и высунулась рука, и давай — мать-то душить! Мать вырвалась кое-как, схватила топорик для мяса и отрубила эту руку. Пошли они потом вдвоём, с дочкой, в этот самый магазин. Смотрят — а там продавщица одна без руки стоит…
— Я вот в прошлый раз, когда в лагере был, одну историю услышал от старших пацанов. Реально всё было лет пять так тому назад. — Подключился Пьер. — Тут в километре от нас ещё же один лагерь есть. «Строитель» — называется, больше нашего раза в три-четыре. Он уже от областного центра будет. Так вот, познакомились как-то двое из наших пацанов с двумя девками из этого Строителя и пошли в село, что вон там — за речкой погулять. Нагулялись и разошлись по своим лагерям. Нашим пацанам там пришлось через кладбище идти. Смотрят — а там мужик на одной могилке сидит. Сам с собой в карты играет. Те подошли к нему и говорят: «Давай с нами в карты сыграем, в дурака хотя бы». А тот и отвечает: «А давай!» Сыграли несколько партий, у одного из пацанов — карта падает на землю. Девятка пик. Тот полез её доставать, смотрит: у мужика вместо ног — копыта, как у чёрта. А темно уже. Может — показалось? Ту партию они доиграли и пацан, у которого карта упала и говорит: «Пора уже нам, поздно уже…». А друг его не врубился что к чему и дальше играть хочет. Ну, первый со всех ног ломанулся и прибежал в лагерь один. А друга-то нет и нет. На следующий день ментов вызвали, давай искать везде. Ну на том самом кладбище и нашли. Прибитым к дереву, всего в ранах и без капли крови. Мёртвого, в общем. А на дереве надпись: «Тебя спасла девятка пик»!
— Да ну, ерунда это всё, сказки наговорили тебе, а ты — больше слушай. — Лёха привстал с постели и замахал руками. — Там те чуваки на танцы с девками пошли знакомиться. И не из соседнего лагеря, а с местными. Ну и тамошние пацаны в драку и полезли, из-за баб. А они пьяные были — ножи повытаскивали, одного из наших и пришили, а тело — на кладбище утащили. Там ещё тогда менты нашли тех, кто в убийстве участвовал и посадили всех лет на десять. А второй чувак, уцелевший — ранен был, его из лагеря турнули и на учёт поставили. Меня, когда в прошлый раз менты за кражу словили — я этого кекса сам видел. Он мне и рассказал — как дело было. Так что — враньё это всё. Лучше давай Витаса послушаем, он много сказок знает. Витас, ну-ка сбацай нам что-нибудь. Только не про «чёрную руку», а то — про неё и так уже все по сто раз слышали.
— Ребя-ят! Может хватит, мне страшно! — Послышался жалобный голосок комарика. — Я и так плохо
