— В моем распоряжении не так много времени, мистер Анкертон. В пятницу мне необходимо вернуться в часть, и я хочу с наибольшей возможной пользой провести оставшееся время. Исходя из того, что я не проявила ни малейшего интереса относительно знакомства с моими биологическими родителями, как вы можете объяснить свой приезд сюда?
— Я не был уверен в том, что вы получили мои письма.
— В таком случае вам следовало бы навести соответствующие справки в почтовом отделении. Они все отправлялись с уведомлением. А два из них благодаря внимательности моей матери дошли до меня даже в Косове.
— Я надеялся, что вы подтвердите получение с помощью почтовых карточек, которые я вкладывал в письма. Так как вы меня не уведомили, я предположил, что вы их не получили.
Она покачала головой. Лжец!
— Ну что ж, если все, что вы говорите, правда, то на этом беседу можно закончить. Никого нельзя вынудить отвечать на те письма, на которые он не желает отвечать. Факт, что вы отсылали их с уведомлением, — Нэнси смерила его взглядом, — а я не отвечала на них, является достаточно надежным свидетельством того, что я не собиралась поддерживать с вами переписку.
— Простите, — произнес Анкертон, — о вас мне было известно только имя и адрес, зарегистрированные на момент удочерения. Всякое могло случиться. Вы со своей семьей могли переехать, или приемные родители могли отказаться от ребенка, вы могли сменить имя. В любом из названных случаев мои письма до вас не дошли бы. Конечно, я мог послать частного детектива навести справки у соседей, но я считал, что в подобном случае поступлю еще более бестактно, чем если приеду лично.
Его оправдания казались Нэнси чрезмерно гладкими, Анкертон напомнил ей одного дружка, который дважды подвел ее и в результате получил от ворот поворот. «Я не имел в виду ничего дурного… у меня было ответственное поручение… как-то само сложилось…» Нэнси ему не поверила.
— Что может быть более бестактным, чем предъявлять права на меня от имени какой-то совершенно незнакомой мне женщины?
— Речь идет вовсе не о предъявлении прав.
— Зачем же в таком случае вы сообщили мне ее фамилию? В глубине души, несомненно, предполагая, что замарашка по фамилии Смит будет вне себя от радости, узнав, что приходится родней неким Локайер-Фоксам.
Боже, Боже мой!
— Если у вас сложилось подобное впечатление, то вы, конечно же, вычитали из моих писем то, что мне никогда бы и в голову не пришло. — Он наклонился к ней, его взгляд сделался еще более серьезным. — Мой клиент не только не предъявляет никаких прав на вас, но скорее находится в положении просителя. Вы со своей стороны проявите величайшую отзывчивость, если согласитесь на встречу.
Мерзкий слизняк!
— Наш вопрос чисто юридический, мистер Анкертон. Мой статус приемного ребенка защищен законодательством. И вы не должны представлять мне информацию, о которой я вас не просила. Неужели вам ни разу не пришло в голову, что я вообще могла не знать, что являюсь приемной дочерью?
Марк снова прикрылся юридической казуистикой:
— В моих письмах не было никаких упоминаний об удочерении.
Легкое удивление, которое первоначально испытывала Нэнси от его хорошо отрепетированной самозащиты, уступило место возмущению. Если Анкертон представляет интересы ее биологической матери, то у нее нет ни малейшего намерения проявлять величайшую отзывчивость.
— О, давайте обойдемся без подобных уловок! Какие выводы, по-вашему, я должна была сделать? — Вопрос был абсолютно риторический, и Нэнси отвернулась к окну, чтобы немного снять раздражение. — Вы не имели права называть мне имя моих биологических родителей и место их проживания. Ни о какой подобной информации я вас не просила. И что, теперь я не должна никогда ездить в Дорсет, чтобы случайно не наткнуться на кого-нибудь из Локайер-Фоксов? И волноваться при знакомстве с каждой женщиной, в особенности с теми, кого зовут Элизабет?
— Я действовал в соответствии с инструкциями, — ответил Анкертон, чувствуя себя все более неуютно.
— Нисколько не сомневаюсь. — Нэнси отвернулась от него. — Это ваша извечная профессиональная индульгенция. «Истина» — слово, одинаково чуждое адвокатам, журналистам и торговцам недвижимостью. Вам бы следовало попробовать работу вроде моей, в которой приходится думать об истине постоянно, потому что от вас зависят человеческие жизни.
— Разве вы не следуете инструкциям, как и я?
— Едва ли, — отмахнулась она. — Те приказы, которые я выполняю, призваны защищать свободу… ваши же просто являются отражением попыток одного индивида взять верх над другим.
Марк был слегка уязвлен этими словами и попытался возразить:
— Значит, в вашей философии нет места индивиду? Если бы законодательные нормы определялись числом их сторонников, кучке суфражисток никогда не удалось бы добиться права голоса для женщин… и вы бы не смогли служить в армии, капитан Смит.
Нэнси бросила на него удивленный взгляд.
— Сомневаюсь, что права женщин — лучший пример в данной ситуации. Кто в вашем деле обладает первенством перед законом? Женщина, которую вы представляете, или ее дочь, от которой она отказалась?
— Конечно, вы.
— И на том спасибо. — Нэнси придвинулась к нему еще ближе. — Можете передать своему клиенту, что у меня все хорошо, я счастлива и ничуть не жалею о том, что родители у меня приемные, а также сообщите, что единственными своими родителями я считаю Смитов и не желаю иметь никаких других. Если это прозвучит жестоко, мне очень жаль, но я хочу быть честной.
Марк сдвинулся на самый край кресла.
— Дело в том, мисс Смит, что я действую не от имени Элизабет, а от имени вашего деда, полковника Джеймса Локайер-Фокса. Он предполагал, что вы скорее откликнетесь, если будете думать, что вас разыскивает ваша родная мать… — Анкертон сделал паузу, — но теперь вижу, что полковник заблуждался.
Прошла секунда или две, прежде чем Нэнси ответила. Как и в случае с Джеймсом, по выражению лица Нэнси трудно было судить о ее чувствах, однако, стоило ей заговорить, в голосе зазвучала желчь:
— Боже мой! Ну вы и штучка, мистер Анкертон! Предположим, я бы ответила. Предположим, я с отчаянной надеждой бросилась бы на поиски родной матери… а единственное, что вы намеревались мне предложить и на что я могла рассчитывать, была встреча с каким-то дряхлым полковником.
— Он собирался представить вас вашей матери.
Голос Нэнси был пропитан сарказмом:
— А вы позаботились проинформировать об этом саму Элизабет?
Марк понимал, что плохо справляется с поручением, но не видел другого способа поправить ситуацию, как только продолжать долбить ту же лунку. Он вновь попытался перевести внимание девушки на деда.
— Джеймсу действительно около восьмидесяти, однако он в превосходной форме, и, как мне кажется, вы бы нашли с ним общий язык. Он умеет смотреть людям прямо в глаза и с трудом выносит идиотов… также, как и вы. Я готов принести любые извинения, если мои попытки убедить вас были несколько… — он сделал паузу, подыскивая слово, — неуклюжими… но Джеймс действительно был уверен, что вы скорее откликнетесь на призыв матери, чем деда.
