Вот и Вера не поверила.
Все события того вторника были похожи на артхаусное творение бездарного режиссера. Или отвратительную трагикомедию. Хотя если по событиям того дня поставили бы пьесу в «Современнике» или любом другом прогрессивном театре с молодой труппой, все билеты были бы проданы. Если есть «Гроза», то почему бы не быть и «Грому»? «Грому среди вторника»?
Когда в тот раз Макар смог пережить час пик в метро и добраться до квартиры Николь, Громов апатично сидел в кресле, прикрыв глаза рукой. Ника была голой, Денис – побитым, но почему-то именно Илья чувствовал себя крайне уязвленным и уязвимым. Его беспокоил один вопрос: что делать?
Входная дверь, к удивлению Макара, была не заперта. Из глубины квартиры раздавались женские всхлипы. Перед его глазами пронеслись кадры вероятного развития событий прошлого. Он читал достаточно статей о домашнем насилии, да и прибавив к ним сообщение от Ники и вспыльчивость лучшего друга, он быстро сложил два плюс два. И получил пять.
В глаза ему бросились те же вещи, что и Илье: кроссовки, платье, мужская одежда, белье.
– Что за… – Макар быстро закрыл глаза рукой и, проматерившись, продолжил: – Ника! Прикройся, блин! Котов! Тебя это тоже касается!
Макар успел оценить, что пострадал только Денис. Хотя бы Побединская цела физически (но не психически), и на том спасибо.
До Ники наконец-то дошло, что она так и осталась, как и была, совершенно обнаженной, – сразу побежала за аптечкой, а сейчас сидела на кровати рядом с Денисом и пыталась обработать последствия грома на его лице. Хотя она мало чем могла помочь. Нужно было срочно ехать в травмпункт. Николь смущенно накинула халат на голое тело. Змей скрылся под темно-зеленым атласом. Из-за дрожи в руках она долго не могла завязать аккуратный бант, но нужно было выглядеть красиво в любой ситуации.
«Сука… и как теперь кровь от простыни отстирывать?» – подумала она, только сейчас заметив отвратительные засохшие буро-красные пятна на кремовом белье. Это был ее любимый комплект. Мысли путались, на передний план выходили такие глупые и незначительные вещи.
– Ну что ты, посмотрел бы на шлюху во всей красе, – подал голос Илья. – Годы наших отношений Котов пустил Нике под хвост.
Макар в секунду подлетел к креслу и дал другу звонкую пощечину. Не открывая глаз, Громов откинулся на спинку кресла и потер щеку.
– М-да уж, бил ты всегда плохо, – посмеялся Илья.
– А это не удар, это предупреждение. Чтобы ты траханье охладил. Если не заткнешься и продолжишь говорить гадости в ее адрес, твое лицо будет выглядеть так же, как у Котова.
Объяснения Макару были не нужны. Ситуация не из приятных. К тому же он знал, что его друг собирался сделать Нике предложение на День всех влюбленных. Но какое-то проклятье измен уже давно повисло над его друзьями.
Оставлять этих троих в одной комнате было так же безопасно и разумно, как поджечь фитиль динамита, надеясь, что он отсырел, и думая: «А вдруг не долбанет?» Ситуация требовала быстрых, решительных, а главное, хладнокровных действий. Другу все высказать можно и дома. Так что сначала Макар поинтересовался у Дениса, сможет ли тот сам доехать до больницы, или стоит вызвать скорую. Состояние Котова оказалось немного лучше, чем он ожидал. Потом дал Нике распоряжение собрать себя и своего товарища. Затем вызвал такси Громову. Илья, как зомби, слепо побрел прочь из квартиры, а перед уходом оставил в прихожей свой дубликат. В эту квартиру он больше никогда не вернется.
Макар проторчал в травмпункте с Николь и Денисом, как ему казалось, бесконечно долго, но на деле даже меньше часа. И все это время Ника пыталась ему что-то объяснить. Сначала он кивал с серьезным видом, но вскоре ему все надоело.
– Ника, то, что я тебе помогаю, не значит, что мы остались друзьями. Ты сделала свой выбор. Мне плевать на все, что ты мне скажешь. Мне плевать на тебя. Повторю: ты сделала свой выбор. Теперь живи с этим. Я тут только потому, что разгребаю все дерьмо, что натворил Илья. Как всегда. – Макар устало вздохнул, встал, чтобы уйти, и добавил: – А он еще, дурак, жениться на тебе хотел.
Стоило Макару отвернуться, как он сразу услышал ее истеричные рыдания. Илья бы сказал, что заслуженно. Но Ильи тут не было.
Дорога до дома заняла около часа. Макар застал друга играющим в «Майнкрафт».
– Может, создадим вместе новый мир? – спросил Макар.
– Только давай назовем его «Без баб», – измученно улыбнувшись, ответил Громов. – От них одни проблемы.
Они копались в шахтах, строили базу, разводили овец, торговали с жителями и убивали ифритов в крепостях всю ночь. Когда первые лучи солнца упали им на мониторы, весь реальный мир показался друзьям таким же простым и кубическим, как и виртуальный.
А сейчас Илья сидел и думал: что еще сказать своей спутнице по поводу ситуации с Макаром?
– Или не просто, – наконец произнес он. Не смог вынести взгляда Веры, но не стал ворошить прошлое и посвящать в его тайны собеседницу: – Но это касается не только меня, прости.
Громов снова провалился в свои мысли. Макар этого не заслужил. Друг всегда приходил ему на помощь. В каждом из его глупых советов была забота. В каждом часу, который они провели за игрой в «Майнкрафт» или «Доту», – поддержка. Тот день не превратился в настоящую катастрофу только потому, что Макар вовремя приехал и начал действовать, пока Илья сидел в кресле и жалел себя, какой он бедный-несчастный из-за измены девушки. С того момента Макар старался не говорить о Нике, для него она как будто перестала существовать, хотя раньше они были хорошими друзьями. Илья понимал, что потеря Николь для Макара была не менее болезненной, чем для него самого. Вместе они были как Гарри, Рон и Гермиона. Только их всезнайка была блондинкой с прямыми волосами, сделавшая выбор не в пользу рыжего, а «избранный» не носил очки. Их Хогвартсом был Университет нефти и газа. Вместо истории магии они изучали историю нефтегазовой отрасли. Вместо зельеварения у них было сто тысяч видов химий: нефти и газа, физическая, коллоидная, органическая, аналитическая… А вместо трансфигурации – интегральное исчисление и сопромат, в которых из всей группы разбиралась только Ника. Да и, если поискать, у них на курсе тоже спокойно можно было найти человека, в чьих руках взрывается все. Преподаватели молились каждый раз, когда впускали его в лаборатории. И неважно, что ничего опасного в институте не хранилось.
Совесть отравила каждую капельку крови Ильи, как бензин, тонкой пленкой покрывший поверхность еще некогда чистого водоема. Вот только радужные переливы обманчивы, а их красота – смертельна. Кожу жгло, голова кружилась. Не лучшее состояние, чтобы продолжать вести машину. Он должен попросить прощения у друга. Если его пошлют, он поймет. Если ему скажут, что они больше не смогут делить квартиру, то соберет свои вещи и уйдет.
Если говорить о Вере, то последние годы она только и делала, что пыталась научиться понимать эмоции людей невербально. По мимике, жестам, позе. Это ее не раз выручало по жизни. Она могла «прочитать» даже самого каменного преподавателя. А на экзаменах очень важно понимать, как относится к тебе принимающий. К тому же, изучая чужие эмоции, можно было легко управлять своими. Расслабить лицо, приподнять брови, хлопнуть ресницами – и вот твое вранье сможет обличить разве что детектор лжи. Вера не хотела думать, что ей верят и ставят оценки повыше только из-за внешности. Громов сейчас молчал, но слова были излишни. Вера уловила перемены в его настроении, значит, она рисковала жизнью рядом с этим шумахером не зря.
Илья взглянул на кружок топливомера. Пора выруливать к заправке. Как раз заодно возьмет себе кофе, чтобы не отключиться за рулем.
– Какой кофе ты пьешь? – прервал Илья долгое молчание, когда остановился около бензоколонки.
– Любой, где некофе больше, чем кофе. Побольше сливок, сахара и сиропа.
«Пусть постоит подольше, пока будет выбирать, что больше подходит под это описание», – подумала Вера. На самом деле она любила черный сладкий кофе.
Когда Илья вернулся в машину с двумя стаканчиками кофе, на переднем сиденье было так же пусто, как и у него в сердце. Вера исчезла, будто ее и вовсе
