смотрит на кого‐то позади меня. Я поворачиваюсь и вижу… медсестру? Она идет в нашу сторону. Нет, не идет, а яростно топает. Сначала я вижу лишь то, что на ней кроссовки, и она в бешенстве. Когда девушка подходит ближе, я замечаю, что ее глаза темные и такие же яростные, как у мальчика, чья майка все еще зажата в моем кулаке. И тут блондинка теряет равновесие, поскальзывается и приземляется прямо на задницу. Мальчишки позади меня хихикают до того момента, пока она не встает на ноги. Ее гневный взгляд устремляется в их сторону.
Я настолько в шоке от всей ситуации, что просто стою и смотрю на нее. Наконец она кое‐как проскальзывает по льду ко мне. Оказавшись прямо передо мной, она выставляет одно бедро вперед и кладет на него руку, сжатую в кулак. Все‐таки я ошибался. В ее глазах не просто гнев, а жгучая ярость. Блондиночка злится. На меня.
– Вы кто вообще такой? И что вы себе позволяете с детьми?
Я непроизвольно удивленно усмехаюсь.
– Детьми? Вы, наверное, что‐то перепутали и говорите не об этих балбесах.
Она делает очередной шаг вперед и бьет меня по руке, которой я держу майку мальчика.
– Я уж не знаю, кто вам так насолил, сэр. Но вы не имеете права орать на маленьких мальчиков!
Пара мальчишек за моей спиной многозначительно хмыкают. Я поворачиваюсь и вижу, что веснушчатый и его шайка притворяются, что плачут.
– Да вы шутите. – Я указываю на Даунсби: – Ваш ребенок ударил вредного пацана по кадыку! В самое горло вцепился, дамочка! – я вновь невольно повышаю голос, но этим ее не возьмешь.
Не растерявшись, она придвигается ближе. Я чувствую запах ее волос. Они пахнут конфетами… жвачкой, если быть точнее. Сладкий запах совершенно не соответствует ее злобному взгляду. Она тыкает своим указательным пальцем мне в грудь. Тут я замечаю, что она немного вздрагивает, будто бы она сделала себе больно.
Она низенькая, где‐то на десять дюймов ниже меня без коньков, но в ее темно‐карих глазах пылает пламя. Это говорит о том, что она гораздо тверже, чем кажется. И она могла бы надрать мне зад, если бы захотела. Это немного меня пугает, но в то же время мне становится чуть жарче.
– Относитесь к детям с уважением и добротой. Мне плевать, будьте вы хоть легендой хоккея. Или что‐то в этом роде, – на последней фразе она взмахивает рукой.
Уголки моих губ вздрагивают от ее слов, потому, что она явно не в курсе, кто я такой. И что‐то мне подсказывает: даже если бы она знала, что стоит перед знаменитым спортсменом, она все равно плевать на это хотела.
Глава 4
Энди
Мне плевать, что он красивый, большой, накачанный или… стоп, к чему это я вообще?
Ах, да. Мне плевать, кто этот здоровяк! Но он больше не посмеет кричать на Ноа. И на остальных милых мальчишек тоже. Их бы так взбесило то, что я считаю их милыми, ведь они наверняка возомнили себя взрослыми.
Мужчина смотрит на меня и даже имеет наглость усмехнуться. Меня это только больше злит. Щелкает вспышка, и я поворачиваюсь в сторону профессионального фотографа, который, по всей видимости, делает снимки с этим до смешного горячим мужчиной. Он что, какая‐то модель? Допустим. Но почему тогда он подменяет помощника тренера?
Здоровяк собирается что‐то сказать, но вдруг на его лице мелькает нечто похожее на страх. Прежде чем я успею распознать, что значит его выражение лица, мужчина в спешке подъезжает ко мне и с легкостью поднимает меня на руки, обхватив за талию.
Я уже собираюсь выкрикнуть что‐то о том, что нельзя трогать незнакомых людей без их разрешения, но вижу, как два мальчика сталкиваются друг с другом прямо на том месте, где я стояла. Затем здоровяк опускает меня на лед и я чувствую, как его рука скользит по моему плечу. Он убеждается в том, что я не упаду, а затем отпускает меня и отъезжает на пару метров назад.
То, как незнакомец двигается по льду, просто потрясающе. Почти так же, как и его лицо. Ладно, видимо, он не просто какая‐то модель. На самом деле, если присмотреться, его лицо не похоже на смазливое лицо модели. Темная густая борода украшает подбородок, но это не мешает рассмотреть угловатую форму его лица. Мужчина, конечно, симпатичный, но его нельзя назвать идеалом красоты. Слишком широкий рот, нос с едва заметной горбинкой, будто бы он был когда‐то сломан, шрам, рассекающий одну из бровей… Нет, он не типично красивый, но по‐своему привлекательный.
– Мэм, вам правда нужно сойти с катка. Как минимум, вам нужны коньки и шлем, – с каждым словом в его голосе появляется все больше раздраженных нот, но от его глубокого баритона я ощущаю себя скорее под палящим солнцем, а не посреди ледяной арены.
Я гоню мысли об этом и вновь упираю руки в бедра, чтобы сохранить равновесие. Стараюсь выглядеть серьезнее, чтобы компенсировать разницу в росте.
– Я не смогу разговаривать с вами через ограду.
Жестом руки мужчина указывает на трибуны по другую сторону стекла.
– Вам нужно вернуться к остальным родителям. – Становится очевидно, что он абсолютно серьезен. Как будто кучка детей может причинить мне вред.
– На вас даже шлема нет. Вы так себе сотрясение заработаете, – продолжает мужчина, качая головой и раздраженно закрывая глаза. По его виду и голосу можно сказать, что ему это надоело.
Будучи все еще в шоке от его рефлексов, я смотрю на шайбу, которая чуть не впечаталась мне в лицо. Незнакомец тяжело вздыхает, и его каре‐зеленые глаза становятся холодного оттенка. В этот момент я понимаю, что он потерял последнюю каплю терпения.
Мужчина одним движением снимает перчатки и бросает их на лед. Затем он подъезжает ко мне, обхватывает за талию и перекидывает через плечо.
Я вскрикиваю и брыкаюсь, пытаясь освободиться из его крепкой хватки.
– Эй! Дикарь, поставь меня на место!
Он игнорирует мои крики, медленно подъезжая к проходу, ведущему в зону для родителей.
– Я пытался по‐хорошему, – безэмоционально отвечает он. – Я не могу позволить вам получить травму головы. Если так хочется на меня покричать, давайте вы займетесь этим после тренировки.
Наконец он опускает меня на землю, и вместо льда я чувствую под ногами ковер.
– Накричу, еще как, – отвечаю я зловещим тоном, но он захлопывает дверь передо мной, не оглянувшись, и уезжает.
Подходя к своему месту, я все еще ощущаю тепло его рук вокруг
