перемещаться, и Петр неотступно следовал за ней. Он уже сердцем понял, к чьей могиле они направляются. Не зная, как отыскать могилу сына самому, он покорно следовал вместе со всеми. Их привели почти что ко входу, где слева в маленькой каморке был похоронен цесаревич в окружении жены и тетки – сестры Петра.
– Вы видите, что юноша, лежащий здесь, записан под титулом князя. А ведь он был старшим сыном Петра и должен был унаследовать титул цесаревича. Однако по воле отца Алексей был лишен возможности стать преемником престола. Петр боялся, что воспитанный в духе старой России Алексей повернет страну в прежнее русло. Принимавший мало участия в воспитании сына царь обнаружил в подросшем царевиче не продолжателя своих идей, а человека, равнодушного к отцовским начинаниям. Признать правду для царя было горько, и он прилагает много усилий, стремясь заинтересовать сына своими помыслами. Берет на строительство флота, поручает следить за доставкой необходимого. Однако цесаревич не проявляет интереса и ждет, как бы освободиться от опеки отца. Потеряв надежду вовлечь сына в дела государства, царь обращает свои чаяния в сторону малолетнего Петра Петровича – «шишечки», его совместного сына с Екатериной. Он надеется, что сможет в будущем передать ему свои дела и управление государством. Однако судьба сыграла с императором злую шутку. Учинив дело об измене цесаревича, закончившееся его смертью, Петр вскоре лишается и последней надежды – младшего сына. Ужасная участь царевича лишний раз доказывает, что Петр не остановился бы ни перед чем, чтобы завершить задуманное.
Слова экскурсовода были прерваны глухими рыданиями.
Все обернулись и увидели мужчину гигантского роста, который рыдал в голос и, как ни старался, не мог остановиться.
– Вон! Все вон! – закричал он, стесняясь своих слез. – Гоните всех! – махнул он одной рукой Ивану Даниловичу и Толику, второй же прикрывая лицо. – Хочу быть наедине с сыном!
Толик подошел к экскурсоводу и попросил ее увести группу.
– Граждане! – перекрикивая возмущение толпы, попросил Иван Данилович. – Проходите, пожалуйста, в основное помещение собора.
– Да это же Петр! – наконец дошло до одного из экскурсантов. – Я ж вам говорил, что он ожил! В новостях врать не станут! Да смотрите же! Рост два метра с лишним, над могилой царевича плачет, и этот его Петром Алексеевичем назвал. Граждане, – он вдруг окончательно осознал невероятное, – это же правда Петр!
– Где? Что? О чем он говорит?
Группа, уже начавшая выходить, вдруг рванула назад, в закуток, где все еще оставался Петр.
– Они же сейчас всех затопчут! – в ужасе прокричал Толик Ивану Даниловичу. – Гляди, совсем шальные!
Смотреть на людей и, правда, было страшно. Они бросились туда, где стоял Петр. Каждый старался пролезть поближе, толкая тех, кто был впереди. Обезумев от удивления, смешанного с восторгом, некоторые уже лезли на надгробья, лишь бы увидеть Петра получше.
И тут все поняли, почему Петр был поистине великим царем. Они на себе ощутили безудержную силу его воли.
Он повернул к толпе залитое слезами лицо и сказал спокойно, но так жутко, что стоявшие впереди попятились, оттесняя задних и боясь смотреть в его отливающие могильным холодом глаза:
– Вон!.. Все вон! Один буду… с сыном!
Наступила гробовая тишина. Все враз онемели. И те, кто находились в зале, и кто имел смутное представление о происходившем. Затем со всех сторон послышался шепот:
– Поворачивай. Петр хочет побыть один с сыном.
Присутствующие, как будто подчиняясь гипнозу, стали выходить из собора. И только оказавшись на улице, будто опомнившись, давали волю эмоциям. Собор опустел, царь остался в одиночестве оплакивать свои грехи. Зато площадь перед собором в момент заполнилась людьми, привлеченными странными криками: «Ожил! Ожил!».
– Кто ожил?
– Петр ожил!
* * *
Народу в Петропавловской крепости набралось очень много. Автобусы один за другим освобождались от публики на площади перед Монетным двором. Услышав возгласы выходивших из собора людей, туристы заинтересованно приглядывались к толпе, спрашивая, что происходит.
Выйдя из собора, Петр неожиданно увидел площадь, целиком запруженную народом.
– Ура Петру! – первым крикнул все тот же любопытный экскурсант. – Ура!
Толпа подхватила его крик.
– Ура! Ура!
Тысячи глаз смотрели на ожившего царя. Появившиеся милиционеры, не получившие приказа сдерживать народ, бездеятельно стояли тут же.
Петр меньше всего хотел быть на виду. Он попытался было спрятать лицо в парик, как это делал всегда, чтобы укрыться от любопытных глаз, но вспомнил, что парик в новой жизни не предусмотрен.
– Скажите что-нибудь! Петр Алексеевич! – крикнул кто-то.
Петр, все еще находившийся под гнетом вины перед сыном, оглядел толпу и сделал попытку повернуть назад.
– Петр Алексеевич! – умоляюще попросил Иван Данилович. – Поговорите с народом! Ведь такое событие! Они же и внукам, и правнукам расскажут!
– А правда, скажите! – присоединился к ученому Толик.
– Как там, на том свете? – крикнул кто-то из толпы.
На него зашикали со всех сторон, считая вопрос дерзким. Но, как ни странно, именно на него Петр Алексеевич захотел ответить. Совпал он с его состоянием души.
Петр задумался и сказал глухо:
– К той дороге всю жизнь готовиться надобно. По Библии жить. На каждый случай нам Божий совет даден. Слушать и следовать ему должны! – Он помолчал, оглядел толпу и добавил голосом, от которого каждому сделалось жутко: – СТРАШЕН БОЖИЙ СУД! ОХ, СТРАШЕН! Каждая мысль наша ему ведома! Я об том забывал!
Он замолчал, и никто не смел нарушить звенящую тишину. Казалось, весь город застыл! Люди боялись моргнуть.
– В своих деяниях помните о том! Живите по-божески! Не копите грехи, а благо копите! Добро делайте! Страну любите!
Находившиеся тогда на площади, даже в самом дальнем ее уголке, поняли слова, которые царь произнес совсем негромко. Как будто высшая сила помогла донести их до каждого.
– И еще помните: как бы Его ни называли – Аллах ли, Будда ли, Бог един. И прощение Его здесь просить надо! Там оно вам не поможет!
* * *
Сказав это, Петр вложил в умы и сердца находившихся в тот день в Петропавловской крепости самую суть – жить по Божьим заповедям. Некрещеные пошли креститься, иноверцы еще усерднее стали молиться. Люди поняли, что сказанное Петром – завет для них и следующих поколений.
* * *
Но все это было позже. А в тот момент, когда все пришли в себя, прозвучал житейский вопрос, всех волновавший.
– А вы здесь насовсем, или как? – раздался все тот же голос.
Петр вгляделся в толпу, оттого первые ряды опустили глаза, боясь его взора, а спросивший спрятался за спинами.
– Мое время мне неведомо, как и вам. Все в Божьей воле.
Слова
