class="p1">Рисование помогает мне немного успокоиться. Вдыхаю глубже, концентрируясь на каждом штрихе, на каждом изгибе линии. Время летит незаметно, и я забываю о своих переживаниях и страхах. Но когда изображение завершено, я снова возвращаюсь к реальности.
Смотрю на портрет, испытывая странное смешение чувств. Он получился слишком живым, слишком настоящим. Как будто Алекс сам смотрит на меня с этой страницы, осуждающе и одновременно с любопытством. Прячусь за собственным рисунком, пытаясь понять, что же на самом деле чувствую.
Я откидываюсь на спинку стула, раздумывая, куда спрятать этот альбом. Снова положить его на дно чемодана? Или оставить здесь, чтобы иметь возможность рисовать чаще? Решаю оставить его под кроватью, на всякий случай. Возможно, именно рисование поможет мне справиться с этим сумасшедшим водоворотом эмоций.
Привожу себя в порядок и выхожу из комнаты. В доме тихо, и я решаю отправиться на кухню, чтобы выпить воды. Как только я спускаюсь по лестнице, снова сталкиваюсь с воспоминаниями о вчерашнем вечере. Сердце невольно сжимается при мысли о том, что снова придется видеть Алекса.
На кухне обнаруживаю только Сергея Васильевича. Он как раз пьет свой утренний кофе, чтобы взбодриться перед работой.
— Где все? — нарочно спрашиваю, будто меня не интересует всего один человек.
— Вика спит, Саша уехал в Москву чуть раньше, у них очередная запись в студии.
Чего же во мне больше от этой новости, облегчения или разочарования?
*guilty pleasure (англ.) — постыдное удовольствие. Что-то, например, фильм или занятие, которое приносит удовольствие, несмотря на то, что не пользуется большим уважением или считается необычным или странным
8
Алекс
Промучившись всю ночь в кровати без сна, зато с каменным стояком, я понимаю, что дальнейшие попытки уснуть бесполезны. И без того я собирался выехать рано утром в Москву. Нет смысла тянуть.
Потягиваюсь и иду к окну. Открываю его настежь, и в меня тут же летит порыв холодного воздуха с крупинками снега. Делаю зарядку, чтобы сбросить напряжение и проветрить голову. И почти сразу понимаю, что цели своей не достигну. Перед глазами стоит образ Алены, ее обнаженное тело, как будто вырезанное из мрамора, но в то же время теплое и живое, с легкой дрожью в воздухе, словно она все еще там, в ванной.
Слышу стук сердца, словно оно громче обычного. Я закрываю глаза и вспоминаю ее запах — смесь чего-то цветочного и свежести. Эти воспоминания накрывают с головой, не давая спокойно дышать. Внутри все бурлит, как в вулкане перед извержением. "Так дальше продолжаться не может," — мысленно упрекаю себя. "Надо взять себя в руки и перестать думать об этом."
Охладиться в душе кажется отличной идеей. Делаю воду прохладнее, кожа покрывается мурашками. От постоянного прилива крови чувствую боль в члене и яйцах.
— Алена Соловьева на мою голову, — прислоняюсь к холодной стенке лбом.
Обхватываю ствол рукой, и тут же прошивает возбуждением все тело.
— Фак, что я за мудак такой, дрочу на сводную сестру…
Но остановиться не в силах.
После душа возвращаюсь к сбору вещей. Кидаю одежду в сумку, машинально складываю ноутбук и документы.
Спускаясь по лестнице, я стараюсь двигаться как можно тише, чтобы не разбудить никого в доме. Прохожу мимо закрытой двери Алениной комнаты и замираю на мгновение. Сразу представляю, как она лежит там, укрытая одеялом, ее лицо спокойно, безмятежно. Быстро отхожу, стараясь не делать лишнего шума.
На кухне беру термос с уже приготовленным чаем и пару вчерашних бутербродов. Мои движения механические, словно тело действует само по себе, без участия разума. Последний взгляд на дом, и я выхожу на улицу.
Свежий снег хрустит под ногами, и этот звук немного успокаивает. Мотор заводится с первого раза, и я давлю на газ, направляясь в сторону Москвы. Холодный воздух проникает в салон машины, бодрит, но мысли об Алене все равно остаются со мной. Словно тень, которая притаилась на заднем сиденье и шепчет на ухо образы и воспоминания.
— Хэй, ты с нами, бро? — Дэн, наш басист, наклоняется ко мне, его голос пробивается сквозь туман в голове.
— Ага, да, — машинально киваю, пытаясь сфокусироваться. Голова тяжелая, будто я только что проснулся.
— Ты сам не свой вернулся в этот раз. В облаках витаешь. Что у вас там стряслось? — Стас, вокалист и гитарист, смотрит на меня с недоумением, а потом бросает задумчивый взгляд на струны одной из гитар.
— Отец сюрприз подкинул, — усмехаюсь, но смех выходит натянутым, словно сухая ветка треснула под ногой. — Знакомил с будущей мачехой и сводной сестрой.
Стас поднимает брови, а Вик, наш второй гитарист, замирает, как будто кто-то поставил его на паузу.
— Да ла-а-адно, — протягивает он с шокированным выражением лица. — И как она? Ничего?
Я усмехаюсь снова, на этот раз пытаясь скрыть смущение за шутливой маской.
— «Ничего»? Это слишком мягко сказано. Она… ну, ты сам бы с катушек слетел.
— Ты уже на нее запал, — подхватывает Дэн, хитро прищурившись. — Ладно, признавайся, что за драма там разыгралась?
— Да никакой драмы, — отмахиваюсь я, хотя внутри все продолжает бурлить. — Просто… неожиданно это все. Отец, мачеха, сестра…
— И сводная сестра, по всей видимости, красотка, — Вик все-таки не выдерживает и дает волю фантазии.
Я киваю, избегая их взглядов. Внутри все сжимается, будто меня прижали к стенке.
— Ладно, бро, инцест — дело семейное, конечно, — усмехается Стас, шутливо толкнув меня в бок. — Но ты там поаккуратнее, а то еще подставишь нас перед концертом.
— А что, вдруг новая муза для наших песен? — Дэн хлопает меня по спине, заставляя напрячься.
— Ладно вам, ребят, — пытаюсь улыбнуться. — Давайте лучше о музыке. Нам репетировать надо.
— Да, точно, — соглашается Стас, вытаскивая гитару из чехла. — Но если что, не замыкайся. Мы тут, если надо будет поговорить.
— Спасибо, — киваю я, стараясь сосредоточиться на музыке, но голова отказывается работать. Кажется, все мысли зациклены на Алене, ее образ не отпускает, как затянутая петля.
После репетиции, отстучав свои партии, я закидываю барабанные палочки в мешочек, пристроив его рядом с установкой, и выхожу на улицу. Холодный воздух словно дает пощечину, но не выводит из этого состояния.
Недолго думая, набираю отца. Трубка отзывается после второго гудка.
— Чем обязан? Недавно виделись, неужели соскучился? — хмыкает он, но в его голосе слышится легкое удивление.
— Можно и так сказать. Все разъехались? — стараюсь говорить как можно спокойнее, хотя сердце начинает колотиться быстрее.
— Тебя кто-то конкретный интересует? — отец явно насторожился, и я чувствую, как его тон становится более внимательным.
— Да нет, — отговариваюсь я, словно бы это
