можно обнаружить, что они берут начало от подлых излияний наемников пера, которые в безопасности кабинетов ради позорного заработка высасывают из пальца и распространяют отраву, воспаляющую умы великодушных и смелых людей.
Не хочу зацикливаться на этом моменте, но очень уж он подходит к нашему конкретному случаю. Такого неограниченного влияния на народ, как в Америке, пресса не имеет ни в одной стране, ибо всеобщее образование даже самых бедных классов каждого превращает в читателя. Все, что публикуется в Англии о нашей стране, проникает в самые дальние ее уголки. Любая капля клеветы, сорвавшаяся с кончика английского пера, любая желчная насмешка, высказанная английским государственным деятелем, омрачают добрую волю и подпитывают скрытое чувство обиды. Англия – тот источник, из которого бьет фонтан литературы на нашем языке. Кому как не ей по силам и по долгу быть агентом дружелюбия и великодушия, той рекой, на берегах которой оба народа встречались бы и пили живительную влагу в обстановке доброты и мира? Но если она по-прежнему будет отравлять эти воды, однажды наступит время, когда она пожалеет о своем безрассудстве. Нынешняя дружба с Америкой для нее, возможно, не имеет большого значения, однако будущая судьба нашей страны не вызывает сомнений, а вот будущая судьба Англии затянута тучами неопределенности. Если однажды настанет мрачный день, и удача изменит ей, от чего не застрахована ни одна гордая империя, она еще с сожалением оглянется назад на то, как с безрассудным ожесточением отталкивала от себя народ, готовый прижать ее к груди, лишив себя единственного шанса обрести друга за пределами своих доминионов.
В Англии царит предубеждение, что люди в Соединенных Штатах недружелюбно относятся к метрополии. Это одно из заблуждений, старательно насаждаемых писаками-интриганами. Несомненно, предвзятость английской прессы вызывает значительную политическую неприязнь и всеобщее раздражение, однако, говоря о нации в целом, расположение людей склоняется в пользу Англии. Более того, некоторое время во многих частях Союза оно сильно смахивало на слепую предубежденность. Английское происхождение само по себе служило пропуском, обеспечивающим доверие и гостеприимство любой семьи, и много раз использовалось в качестве разменной монеты бездарями и хамами. Идеал Англии повсюду в стране вызывает определенное воодушевление. Мы взираем на нее со священным чувством нежности и преклонения как на землю праотцов, величественное хранилище памятников и реликвий нашего племени, родину и усыпальницу мудрецов и героев отеческой истории. Помимо нашей собственной нет другой такой страны, чьей славой мы бы восхищались больше, чем славой Англии, чью похвалу мы старались бы заслужить и к кому бы так влекло наши сердца, трепещущие от сознания горячего кровного родства. Даже во время последней войны, как только возникала возможность проявления добрых чувств, великодушные умы нашего отечества были рады показать, что даже в разгар вражды лелеют искры будущей дружбы.
Неужели всему этому наступит конец? Неужели золотые узы родственных симпатий, столь редкие между странами, навсегда будут разорваны? А может быть, оно и к лучшему – это рассеет недосказанность, державшую нас в духовном рабстве, подчас вредящую нашим исконным интересам и мешающую росту истинной национальной гордости. Но как трудно разорвать родственную связь! К тому же есть чувства поважнее интересов, которые сердцу дороже гордости и заставляют нас в сожалении оглядываться назад на путь, ведущий все дальше от отеческого крова, горюя о дурном нраве родителя, отвергшего сыновью любовь.
Каким бы близоруким и необдуманным ни было поведение Англии в этой лживой системе, с нашей стороны было бы не менее недальновидно отвечать на него взаимными обвинениями. Я имею в виду не быстрое и решительное выступление в защиту нашей страны либо суровое бичевание клеветников, но намекаю на склонность отвечать тем же, обмен колкостями и внушение предрассудков, которые, похоже, широко распространились среди наших авторов. Мы должны беречься подобной несдержанности, ибо вместо того, чтобы загладить обиду, она лишь удваивает зло. Нет ничего проще и притягательнее отповеди оскорблению или желчной насмешки, да только такое соревнование ничтожно и не приносит никакой пользы. Это выбор нездорового ума, скорее впавшего в мелочное раздражение, чем воспламененного праведным негодованием. Если Англия желает проявлять мелочную зависть в торговле и мстительную враждебность в политике, ронять достоинство своей прессы и отравлять колодец общественного мнения, не следует подражать ее примеру. Она, возможно, считает, что, плодя заблуждения и порождая неприязнь с целью сдерживания эмиграции, действует в своих интересах – нам же нет смысла им помогать. Нам также не требуется потакать духу национальной зависти, ибо в соперничестве с Англией мы до сих пор оставались растущей и крепнущей стороной. Следовательно, у нас нет иного оправдания кроме удовлетворения чувства обиды и мести ради мести, но даже такая месть бесполезна. Наши остроумные ответы в Англии не публикуют, поэтому они не достигают цели, зато они поддерживают ворчливость и желчность среди наших авторов, мутят свежий поток нашей ранней литературы, сеют шипы и колючки среди ее цветков. Что еще хуже, они циркулируют внутри нашей собственной страны и, если оказывают какой-то эффект, то лишь возбуждают прилипчивые национальные предрассудки. Последнее зло заслуживает особого порицания. Нами целиком и полностью управляет общественное мнение, поэтому с особым тщанием следует беречь чистоту общественного разума. Знание – сила, а истина – знание, поэтому тот, кто сознательно распространяет предрассудки, ведет злонамеренный подкоп под фундамент могущества своей страны.
Граждане республики более всех остальных людей должны оставаться честными и непредвзятыми. Каждый из нас – частица независимого ума и независимой воли и должен иметь возможность подходить ко в сем вопросам общенационального значения спокойно и беспристрастно. Из-за особой природы наших отношений с Англией нам приходится решать с ней больше вопросов сложного и щекотливого характера, чем с какой-либо другой страной, вопросов, затрагивающих острые и легко возбудимые эмоции, и так как, по их рассмотрению, национальные меры будут в итоге определяться настроениями нашего народа, мы должны предельно внимательно очищать их от подспудных страстей и предубеждений.
Предоставляя, как это делаем мы, убежище для чужаков со всех концов света, мы должны всех принимать без пристрастия. Мы должны гордиться тем, что являем собой образец нации, лишенной национальной неприязни и оказывающей не только формальный радушный прием, но куда более редкие и великодушные знаки внимания, проистекающие из терпимости наших общественных взглядов.
Но как быть с национальными предрассудками? Это – закоренелая болезнь старых стран, подхваченная в грубые, невежественные эпохи, когда народы мало чего знали друг о друге и смотрели на соседей недоверчиво и враждебно. Мы же, напротив, обрели жизнь как нация в эпоху просвещения и философии, когда разные части обитаемого мира и
