class="p1">В тот вечер Котовский угостил надзирателя ароматной папиросой… Так началась зта фантастическая, смелая операция.
«… Бежал из местной тюрьмы содержавшийся там долгое время Григорий Котовский, — сообщалось в газете. — Это уже не первая попытка к побегу этого почти легендарного арестанта… Ввиду неоднократных попыток к побегу, за камерой, в которой содержался Котовский, внутри тюрьмы и снаружи наблюдали часовые. Вчера в 5 с половиной утра стражник, обходивший тюрьму снаружи, заметил, что из окна чердака, находящегося над камерой Котовского, свешивается веревка, сделанная из разорванного на полосы одеяла. Тотчас же бросились к камере, в которой содержался Котовский. Когда толкнули дверь камеры, она легко открылась, так как скоба, на которую дверь закрывалась, была снята. В камере на полу лежали кандалы Котовского, неизвестно каким образом снятые, а самого Котовского и след простыл. Пока удалось лишь выяснить, что, опустившись по веревке во двор тюрьмы, он приставил доску к забору и таким образом вырвался на свободу. Веревка не достигала до земли, и бежавшему пришлось сделать большой прыжок»[10].
Через два дня та же газета извещала: «Несмотря на принятые полицией энергичные розыски, установить местонахождение бежавшего Котовского до сих пор не удалось… Повсюду разосланы его фотографические карточки. Есть предположение, что Котовский уже успел перебраться за границу».
«На этот раз, кажется, Котовский исчез окончательно», — писали «Одесские новости».
Не обошлось, конечно, и без газетной утки. «Бессарабская жизнь» фантазировала: «В его бывшей камере найден подробно разработанный чертеж воздушного шара с подробными вычислениями необходимых для устройства шара материалов и инструментов и обозначением стоимости каждого из них: например, 30 аршин шелку по 1 руб. 50 коп. за аршин, подкладки, насос и т. д. Возможно, что Котовский разрабатывал план «улететь» из тюрьмы. Газета «Друг» пугала обывателя: «Нам сообщают, что бывший в заключении в Кишиневском тюремном замке и недавно оттуда бежавший атаман разбойничьей шайки 8 сентября ночью перебежал через австрийскую границу и таким образом скрылся от разыскивавших его чинов русской полиции. Многие предполагают, что в Австрии он соберет новую шайку негодяев и вновь появится с нею в Бессарабии»[11].
Котовский нашел приют у друзей в Кишиневе. Но короткой была его свобода — 24 сентября, преданный провокатором, он был выслежен, арестован и снова посажен в тюрьму.
Строго и бдительно следят за ним стражники. Но вскоре обнаруживают под полом карцера подкоп, ведущий к стенам замка. Взбешенные тюремщики переводят Котовского в камеру, расположенную на верхнем этаже тюрьмы. Но он и не думает сдаваться. Его изобретательность не знает границ. «Смирившись», он вдруг проникается большой любовью… к церковному пению, записывается в хор и начинает старательно петь псалмы. Потом в хор потянулись его товарищи. Но тюремное начальство разгадало игру Котовского — побег не удался.
И вот нерчинская каторга. Изнурительный труд выматывал все силы, кормили каторжан плохо, наиболее строптивые из них (а Котовский всегда был в их числе) заковывались в кандалы. Бежать? Если некоторым смельчакам это и удавалось, то они гибли в дремучей и бескрайней тайге — или от холода или от хищников. И все-таки Котовский не сдается и здесь. Он ежедневно делает по утрам гимнастику и твердо верит, что нет таких препятствий, которые он не сможет одолеть.
Планы, планы… Один фантастичнее другого. И фатальное на первых порах невезение. Однажды Котовский, переодевшись в поповскую рясу, уже было вышел за ворота тюрьмы. Но в этот момент навстречу ему попались подвыпившие стражники, которым страсть как вдруг захотелось поговорить с «попом». В результате ножные и ручные кандалы, карцер, кусок сухаря с водой, а потом — путешествие по этапу на страшные Казаковские прииски. Мысль о побеге пришлось отложить. Но только на время.
Его снова вернули в Горный Зерентуй на серебряно-свинцовую шахту. Утром каторжан опускали в глубокий темный колодец, поздно вечером стража, дежурившая сверху, принимала узников, чтобы отвести их в тюрьму.
Котовский запасал сухари, спички. Однажды незадолго до окончания смены он прикинулся заболевшим и попросился наверх. Ничего не подозревавшие стражники собрались уже было надеть на него кандалы, как он разбросал их сильными ударами, стащил с одного из охранников шубу, валенки, забрал винтовку и скрылся в тайге.
Через несколько дней вблизи одного из селений его схватили. Теперь он работал на строительстве железной дороги, всю зиму возил тачку с глиной. Сопки, реки, болота… Среди каторжан свирепствовала цинга. Даже могучее здоровье Котовского пошатнулось. Но он снова живет только надеждой на побег. В феврале 1913 года решается бежать. На его поимку охрана кинула все силы. В дело включился даже департамент полиции. Сотни шпиков, пряча за пазухами фотографии Котовского, прибыли в населенные пункты Нерчинского края, отряды полицейских прочесывали тайгу.
Все было тщетно. След Котовского пропал. Бесстрашный борец, несмотря на февральскую стужу, особенно страшную в безлюдной тайге, прокладывал свой маршрут по самым непроходимым чащобам. Через десять дней, обессиленный, он упал у порога маленькой сторожки путевого обходчика. Тот накормил, обогрел, а через неделю, переодев в потрепанную форму железнодорожника, посадил его на поезд, идущий в Благовещенск.
После долгих скитаний Г. И. Котовский снова оказался в Бессарабии. Григорию Ивановичу к тому времени было тридцать три года. Каторга не сломила его. Он снова рвался к борьбе. Тюрьмы и каторга, встречи и разговоры с политическими заключенными (в первую очередь с большевиками), увиденное собственными глазами, пережитое, передуманное в карцерах, шахтах, в тайге — все это способствовало более глубокому пониманию жизни, формировало более четкие политические позиции.
Его боевая дружина совершает акции, на этот раз носящие ярко выраженный политический характер. Например, в марте 1915 года на станции Бендеры котовцы освободили заключенных, посадили в повозки и мигом скрылись. Охранка, узнав о случившемся, легко узнала почерк Котовского. В отличие от прошлых удалых налетов на богачей, теперь для экспроприации выбирались самые крупные фигуры. И дело было не только в том, что они располагали большим богатством (хотя и это обстоятельство, несомненно, принималось во внимание), — за каждой такой фигурой стоял тот или иной узаконенный строем эксплуататорский институт, поэтому акция против его представителя была всегда политической.
Полиция сбивалась с ног. Теперь она понимала, что ищет не рядового уголовника, а человека, наделенного незаурядными качествами. Десять лет назад, составляя словесный портрет Котовского, полицейские писали для своих агентов: «Роста два аршина семи вершков, глаза карие, усы маленькие, черные… под глазами маленькие темные пятна, физически очень развит, походка легкая, скорая…» Как видим, полицейские в ту пору ограничивались описанием внешних примет. Теперь, чтобы словить «опасного политического преступника», этого было недостаточно. Был отпечатан тысячным тиражом специальный листок с двумя
