его комплексы могут выйти боком многим.
– Если так, Ир, можешь спать спокойно. Там все более чем достойно.
Закрываю глаза. Но память настырно подсовывает картинки развалившегося на лавке в парной Меринова. Он немолодой – по крайней мере, на это намекают брутальные резкие морщины над переносицей и в уголках неулыбчивых губ и седина. Откуда мне знать, что он седой, если он лысый? Оттуда, что волосы растут не только на голове! О господи! Истерично касаюсь горящих щек. Вот это я вляпалась! Вот это я отмочила… И ведь вряд ли что могло сделать этот вечер хуже, а нет, оказывается, вполне. Какая же стыдоба!
– Слушайте, а он женат? – интересуется Ирка.
– Меринов? Не знаю, но дом он вроде сам выбирал, – отчитывается Волкова.
Слушая разговоры подруг одним ухом, я заканчиваю одеваться, подхватываю шоппер и вдруг ощущаю, что мой заряд разряжается в ноль. Стихает истерика и уходит адреналин, на котором я так долго держалась. А действительность наваливается на плечи, придавливает к земле – ни вдохнуть, ни выдохнуть. С губ только всхлипы рвутся.
– Вер? Вер, ты чего?!
Меня ломает практически у цели. То есть у Иркиной тачки. Я опускаюсь на колени, одной рукой касаясь двери, другой – ледяного настила на дорожке, и начинаю громко, некрасиво выть. Девчонки пугаются, конечно, подхватывают меня под руки. Причитают:
– Ну, ты чего, Вер?! Ты чего? Не конец же света! Вставай, давай, а то застудишься…
А мне хочется заорать – конец! Конец всей моей жизни, девочки…
– Тань, дай-ка ей выпить. Там еще оставался коньяк.
– Не хочу, – вяло отбиваюсь.
– Быстро давай! Глотни.
Глотаю, потому что Ирка, если какой целью задалась, ни за что от нее не отступится. Надо будет – и в глотку зальет свой коньяк! Лучше уж я сама как-нибудь. Делаю глоток. Морщусь. Без закуски сорокаградусное пойло прокатывается по пищеводу и падает в пустой желудок.
– Он, девочки, сказал мне убираться. Из квартиры. Нет, ладно я… А Юлька? Ему дочки совсем не жалко?
– Да пусть он что хочет языком чешет. У вас на двоих ипотека. Плюс материнский вложен. Что значит – его квартира? Как минимум, она ваша.
– Это я понимаю. Просто сам факт. Как он мог так сказать? Вот как? Я не узнаю его. Совершенно не узнаю.
– Это просто Костечка своего истинного лица не показывал. А я вот не удивлюсь, если он выбросит вас на улицу.
– Ты уж не перегибай. Как он нас выбросит? – шмыгаю носом.
– Да мало ли? Он у тебя мент. Что-нибудь да придумает. Благо тут схем хватает.
– Умеешь ты, Ир, поддержать, успокоить. Было просто тошно, а теперь хоть вешайся.
– Не слушай ее, Вер. Может, у него просто день плохой выдался. Ты же рассказывала, что он сам не свой из-за перестановок в конторе, – встает на мою сторону Танюшка.
– Как это оправдывает измену?! – возмущается Ирка.
– Никак! За дорогой смотри!
Глава 4
– Вер, а Юлька-то уже дрыхнет без задних ног. Давай не будем ее будить, а?
Устремляю наполненный сомнением взгляд выше Таниного плеча, к комнате. В детской, и правда, тихо.
– Выпьем чаю? Или ты домой?
Растерянно пожимаю плечами. Это, наверное, никуда не годится, но я ловлю себя на том, что без Юльки тупо боюсь возвращаться к себе. Словно и впрямь всерьез допускаю, что в отсутствие дочки Костик вытолкает меня взашей, а при ней постесняется.
– Пойду, – шепчу. – Этот день меня доконал.
– Что будешь делать?
– Спать.
– Я не об этом, – хмурится Таня.
– Об остальном подумаю утром. На свежую голову.
– Ну и правильно.
Таня еще что-то говорит. А я отвлекаюсь на пиликнувший телефон. В такое время мне только один человек звонить может. Затаив дыхание, опускаю взгляд на экран и… без сил оседаю на низкую тумбочку.
– Что такое, Вер? Ты чего? Этот гад что-то пишет, да? Хочешь, я с ним поговорю?!
– Нет. Это эсэмэска из банка. Костик снял деньги.
– Какие деньги?
– Которые мы на квартиру откладывали, – вскидываю взгляд на подругу. – Как думаешь, на хрена он это сделал?
– Ну, уж точно не для того, чтобы досрочно погасить ипотеку! – не щадит меня подруга. И правильно, конечно. Сейчас не время себя жалеть. Я внутренне сжимаюсь. Обхватываю скрещенными руками плечи. Ощущение, что мне снится ужасный сон, и я никак не могу проснуться, не покидает меня весь вечер.
– Девки, вы чего тут застряли? – выглядывает из кухни Танюшина мама. – Я чай заварила, давайте-ка вы за стол.
– Не надо чая, теть Галя. Спасибо. Я уж пойду.
Подхватываюсь, бестолково озираюсь в поисках злосчастного шоппера. Попутно Костику набираю, только тот сбрасывает. Раз, другой... Плачу, затыкая кулаком рвущиеся изо рта всхлипы.
– Тщ! Вер, ну-ка перестань! Успокойся, – пугается Таня.
– Ты не понимаешь! Там все мои деньги. Все. До копейки. Мне даже продукты не на что будет купить, если он останется с этой…
– С кем? – округляет глаза тетя Галя.
– Костик загулял, – коротко обрисовывает матери ситуацию Волкова. – А теперь еще и их с Веркой общий счет выпотрошил.
Тетя Галя в двух емких словах умещает все то, что я по поводу Костика думаю. Это так смешно, боже! Несмотря на весь драматизм ситуации, очень смешно. Особенно потому, что я всерьез верила, будто со мной такого никогда не случится. А тут… Каких-то два дня, и восемь лет моей жизни перечеркнуты, скомканы и выброшены на помойку.
– Верочка…
– Не надо, – шмыгаю носом. – Не надо меня жалеть!
– Да я просто сказать хочу, что деньги – это ерунда. Мы займем, если что, поддержим. Ты только не убивайся так, ладно? Ни один мужик этого не стоит.
Рыдания не дают вымолвить ни слова. Я только и могу, что кивать болванчиком, обливаясь горькими слезами и в руках сжимать пухлые бока тети Гали.
– Спасибо вам. Я уже пойду. Поздно.
Нащупываю за спиной дверную ручку.
– Спи спокойно, Верочка, ни о чем не волнуйся. Мы за Юлькой приглянем, не спеши ее забирать. Она нам как родная.
Кивнув напоследок, выкатываюсь на лестницу и бегом опускаюсь на свой этаж. Собственную квартиру мы с Костиком купили, когда Юльке стукнуло три месяца.
