сексуальный и жизненный. И про мужиков многое поняла. И Вася ещё помог, спасибо тебе, Вася, тебя только в этом всем недоставало. Но, по большому счёту это же неплохо, можно сказать даже хорошо…
Ага, отлично просто…
Бедная я, глупая, неопытная идиотка. Недотёпа. Рот разинула. Дала первому встречному. Берегла, берегла и вот пожалуйста, ваше величество, это все для вас сберегалось. Лучше б тогда в школе с Сашкой Зайцевым…
А может я заколдованная? Может меня сглазили и теперь каждый раз так будет?.. Что ж я дура-то такая? Не думала же я, что он меня полюбил больше жизни, что я такая неотразимая и неземная, что я его расколдовала и он теперь только мой? Или думала? Надеялась? Хоть чуть-чуть? Может и думала, может и надеялась, может и верила. Я же его полюбила. Что!? Нет! Конечно нет. Он просто меня трахнул. Затянул к себе и оттрахал. А на следующий день пришёл ко мне домой и оттрахал мою сестру. И все эти взгляды и вздохи были только, чтобы меня заманить. Какие ещё взгляды и вздохи? Дура.
Тянусь за бутылкой. Там примерно половина. Пью. Ничего, бутылки дома везде валяются, вон у двери коробка, там ещё пять штук. Дома. Да какой мне это дом? Временное пристанище, замок пыток.
Пью, не особо чувствуя вкус. Меня переполняет жалость к себе, такая мучительная и красивая, невыносимая и сладкая, как шотландская баллада, как свирель, как мой первый тихий, слышный только мне самой стон, медленный выдох, в момент, когда время останавливается, да может и вся жизнь останавливается, когда Марко ломает сопротивление моей плоти, оживляет моё тело, наполняет своим огнём, болью и невыразимой сладостью. Я пью и уже не могу точно сказать, чего во мне больше — горя или сладкого огня.
Самовлюблённый, фашистский нарцисс. Так даже проще. О чем он вообще думает? Достаточно ли неотразим сегодня? Какой стороной в солярии пожариться? А тут волосок седой вырвать? А это что за красная точечка под глазом? А это, блядь, я тебе туда шило воткнула, пока ты мою сестру пялил. Сестра, тоже мне. Сука. Хотя её мне тоже жалко. Она же ничего не знала. А если бы знала? Вот именно… Сука.
Слезы наполняют глаза. Как же их во мне много. Плечи содрогаются. Беззвучные рыдания — моя суперсила. Обнимаю себя, сжимаю эти жалкие костяшки. Жалею, даю себе волю, как маленькая глупенькая обиженная девочка.
Да как же так вообще можно? Как! Какая я же я дура-а-а-а-а. Хорошо, хотя бы хватило ума не влюбиться. Слезы текут в три ручья. Да уж, хватило ума, хватило. Делаю ещё несколько больших глотков и опускаю на пол пустую бутылку.
Ну почему мне с ним так хорошо было. Так хорошо было… страшно, сладко… Не вспоминать… я и не вспоминаю, просто забыть не могу. Этого и не забыть, это теперь навсегда. Я теперь всегда в невесомости, в полете. Блузка расстёгнута, и я лечу, падаю на белоснежную простынь в номере «Ритц-Карлтона». Медленно. Медленно… Его рука на моей щеке, шее, между грудей. Сердце — гонг.
Я тяну подбородок вверх и сжимаю руками обе груди, оттягиваю соски.
Он склоняется надо мной и целует. Губы, подбородок, шею, грудь, живот. Он гладит мои плечи, руки, бёдра, щиколотки, стопы. Я чуть сгибаю ноги в коленях и развожу их в стороны, веду правую руку по животу, вниз. Он, едва касаясь, проводит кончиком пальца по моей приоткрытой щели, и я сейчас делаю то же самое. Ах…. Она словно взрывается. Да! Левая сжимает грудь. Правой провожу по мягким волоскам, по складкам, загребаю в пригоршню всю промежность. Больше огня! Мну, тяну, давлю. Замираю. Кончиками ногтей провожу по внутренним сторонам бёдер. Глажу бедра. Чуть сильнее, чуть ближе. Подбородок, шея, грудь, сжимаю соски. Ерошу, шевелю, приглаживаю и снова ерошу гущу своего ёжика. Обеими руками. Вверх и вниз провожу ладонями по паху, задевая складки, придавливая их, прижимая, заставляя раскрыться. Палец проскальзывает внутрь. Резко выдыхаю. Палец погружается в нежный горячий крем. Вниз… Вверх… Подношу руку к лицу, вдыхаю, мажу лицо, засовываю палец в рот. Солёная, сладкая. Снова пальцы в крем. Какая я мокрая. Дорожка стекает вниз, на тёмный кружок. Трогаю его, поглаживаю, проталкиваю палец. Совсем чуть-чуть. Зажимаю в кулак волосы на лобке — короткие — выскальзывают между пальцев. Снова. Снова. Погружаю пальцы в горячую упругую влагу, в самую глубину. Толкаю. Ещё, ещё. Второй рукой тереблю и глажу волосы. За лодыжку тяну согнутую в колене ногу. В сторону. Разверзаюсь. Пульсирую. Трогаю, придавливаю, шевелю, не даю покоя вагине. Это уже не щель — это набухшие лепестки, чаша с горячим мёдом. Припади к ней! Горячо, скользко, давай, Марко, давай. Вижу его здоровенный пылающий член. Он раздвигает мою плоть, проникает, наполняет, разрывает. Ещё, ещё, ещё, Марко. Вижу каждую деталь, каждое движенье. Каждое мгновенье той ночи я проживаю снова. Да, да, как же хорошо! Вот он склоняется ко мне. Вот он движется во мне. Вот я с силой прижимаю его. Я изгибаюсь, двигаюсь ему навстречу, обхватываю руками, ногами, хочу проглотить, впихнуть в себя. Давай же, Марко, я уже почти! Вдруг я вижу Ингу, сжатую как пружина. Все мышцы напряжены, сухожилия натянуты. Ноги согнуты, руки впиваются в спинку дивана, пальцы побелели, рот открыт, течёт слюна. И эта её напряженная шея с вздувшимися венами. Она хрипит и рычит. А Марко — фавн, зверь, кентавр — трахает её в зад. Толчок, толчок, ещё один и я кончаю.
Лежу не двигаясь. Время остановилось. Все суета и томление духа. Это точно. Проваливаюсь в темноту.
Опять стучат в дверь. Не отвечаю.
— Лиза, — тоненький голосок Инги.
— Ну чего тебе?
— Дай мне номер Марко.
— У тебя же есть. Ты ему звонила.
— Блин, ну это русский номер был, а он уехал вчера.
Уехал… Ну да, уехал. Что ему здесь делать? Уехал и отлично. Я же этого и хотела. Никогда его больше не видеть и не слышать о нем.
— Лиза! Ты что, уснула?
— Возьми у папы.
— Я с ним поссорилась из-за тебя. Дай номер Марко.
— Отстань, Инга.
Отстань.
5
Утром просыпаюсь голодная. В общем-то чувствую себя, можно сказать, неплохо. Надеюсь, худшее уже позади. В груди ноет, но уже не хочется только лежать и беззвучно рыдать. Да и чего рыдать? Я себе сказала, что это не моего поля ягода? Сказала. Убедилась, что так оно и есть? Убедилась. Ну вот, значит я мудрая
