студенческие игры с девчонкой Маркетти.
— Я все еще думаю, что есть лучший способ, — прошипел я, бросив взгляд на парня в бейсболке козырьком назад, который посмотрел на меня не так.
Его вопросительный взгляд означал бы, что он не ожидал, что я буду говорить на другом языке. Полагаю, это территория Маркетти. Он, вероятно, привык слышать итальянский, если что. Ну, теперь я здесь, и я поднимаю волну. Мне немного легче от осознания того, что люди, вероятно, не понимают, что я говорю.
— Ну, пока я главная, неважно, что ты думаешь. Нам нужны ресурсы Маркетти, а значит, нам нужен этот альянс. Так что не облажайся, — заявляет моя мать в сотый раз. — Я им не доверяю, поэтому хочу, чтобы ты пристально следил за девочкой.
— Я знаю. Я понимаю. — Хотя почему она отправила своего единственного сына за сотни миль на территорию семьи, которой она не доверяет? Этого я не понимаю. Не то чтобы я не мог постоять за себя. Но это кажется неоправданным риском за выплату, которая не гарантирована. Если бы Лоренцо Маректти заботился о своей дочери, он бы изначально не согласился на эту сделку. Так что наличие Сильвии в нашем заднем кармане не кажется мне большой разменной монетой.
— Я не думаю, что ты так думаешь, — огрызается моя мать. — Потому что мы снова ведем этот разговор, Петр. Я хочу, чтобы ты сделал заявление. Никто не трогает девчонку Маркетти, потому что она наша. Даже если вы еще не женаты. Я хочу, чтобы было предельно ясно, на что способна наша семья, потому что мы не можем сражаться на два фронта. Мы и так на пределе.
— И чья это вина? — Требую я, раздраженный тем, как она перемещает меня по доске, как шахматную фигуру.
— Не смей бросать это мне в лицо, — Шипит моя мать через линию. — Все, что я когда-либо делала, было для тебя, чтобы укрепить нашу семью, пока ты не достигнешь совершеннолетия. Я не просила об этом. Твой отец не должен был умереть.
Яд сочится из голоса моей матери. Она так и не простила моего отца за то, что он ее бросил. Он был вождем, богом среди людей, который мог внушить уважение самым легким прикосновением. Я знаю, что моей матери пришлось бороться и выцарапывать каждую каплю уважения, которую она заслужила как Матрона. Она женщина в мужском мире, в конце концов. И я ценю то, что она сохранила нашу семью крепкой, даже укрепила ее за десятилетие после смерти моего отца. Но некоторые из ее поступков были слишком смелыми, слишком жадными, и теперь мы за это расплачиваемся.
— Я просто хочу сказать, что нам вообще не стоит тратить время в Чикаго. — Я сохраняю ровный тон, пытаясь казаться рациональным, а не спорящим.
— Да, ну, можешь винить в этом своих кузенов Петровых. Это они думали, что расширение, это выход, и откусили больше, чем могли прожевать. Теперь я извлекаю максимум пользы из их беспорядка, — возразила моя мать.
— Но, как ты сказала, ты главная, — говорю я прямо, указывая на то, что именно она согласилась на их план и привела его в действие.
Подвох доходит до цели. Моя мать рычит по ту сторону линии, и я уверен, что если бы я был в ее присутствии, она бы меня ударила.
— Просто сделай это, Петр.
— Я сделаю. — Я вешаю трубку, зная, что дальнейшее обсуждение не улучшит наше положение.
Я зашел слишком далеко. Даже будучи сыном Матроны, я не должен подвергать сомнению ее авторитет. Это делает нас слабее как семью, а это последнее, что нам нужно. Моя мать делает звонки, которые она считает необходимыми. И она сделала много хороших звонков с тех пор, как заняла место моего отца. Но на этот раз она ошибается.
Она не должна была позволять моим кузенам Павлу и Дмитрию приезжать в Чикаго в первую очередь. Она не должна была поддерживать их план мести после того, как их почти уничтожил Илья Попов много лет назад. И она, черт возьми, не должна была решать устроить из этого борьбу за власть, похитив Бьянку Попову.
Как она сказала, мы и так слишком истощены. Я понимаю, почему она воспользовалась обстоятельствами и заключила брачный союз с Маркетти. Они являются одной из самых известных мафиозных семей на Среднем Западе с ресурсами, чтобы это доказать. Но мы ведем битвы на слишком многих фронтах. Тем не менее, я не должен был грубить. Прежде всего, она глава нашей Братвы. Матрона. Она моя мать, а я только второй после нее. Я обращался с ней с меньшим уважением, чем она заслуживает, как с моим… ну, паханом, по всем признакам и целям, даже если женщины не могут носить этот титул. Но я позволил своему темпераменту взять верх надо мной. Мне придется разобраться с этим позже. Прямо сейчас мне нужно остыть. И пойти на занятия.
Засунув телефон в карман, я не спускаю глаз с дороги перед собой. Ученики обходят меня стороной, словно понимая мое настроение. Мелодичный смешок прорывается сквозь дымку моего раздражения, и я бросаю взгляд налево, на ступеньки возвышающегося серого здания.
Вид Сильвии заставляет меня замереть, когда я понимаю, что мы находимся недалеко от того же места, где я столкнулся с ней в наш первый день занятий. С тех пор она со мной не разговаривала. Каждый раз, когда я проходил мимо нее, даже на нашем единственном совместном занятии, она полностью меня избегала, чего я и хотел. Всякий раз, когда наши взгляды встречаются, она отводит взгляд, показывая мне, что она получила мое сообщение громко и ясно.
Но теперь, я думаю, это придется изменить. Если моя мать хочет сделать заявление, если я должен ясно дать понять, что Сильвия — моя невеста, полагаю, мне придется поговорить с ней. Я чувствую, как мои последние остатки свободы улетают в канализацию, когда я приближаюсь.
Сегодня она одета в струящийся цветочный сарафан, который делает ее моложе своих лет, пастельные тона в сочетании с бесформенным покроем граничат с девичьими. Ее легкий макияж придает ей молодости, наряду с яркой улыбкой, которая освещает ее лицо.
Густая завеса из волос цвета красного дерева, свисающая с ее плеча, единственная унция тьмы для девушки Маркетти. Так непохожей на ее старшего брата, Николо Маркетти. Так непохожей на меня. Мы — создания ночи, рожденные и выросшие для крови, боли и убийств. Но Сильвия, кажется, совершенно невосприимчива к своему фамильному имени, наивная маленькая принцесса сидящия
