станешь верховным водяным и дашь нечисти больше власти над людьми.
– Почему не ты? – прохрипел я.
Головная боль наливалась все сильнее, тело еще было слабым после колдовства моей предательницы-начальницы. Я мог только задавать вопросы, но, как назло, в сонных мыслях вопросы тоже были сонными.
Арсений скривил губы, будто мои слова ударили его по больному.
– Я колдун. Колдуны работают с энергиями. И тратят свою. Тогда как ты – чистый, полный сил, и нечисть тебя знает. Ты рожден от водяного, и тебе на роду начертано стать их царем. Ты все поймешь и будешь благодарен. Прости, брат.
Марьяша вышла вперед и плеснула на меня ведро темной воды. Меня охватило таким холодом, что сбилось дыхание. А русалка взяла меня за руку и потянула. Ничего не понимая, я встал со стула и послушно пошел за ней, к плещущемуся под крышей озеру. Нечисть и люди, собравшиеся на эту странную «церемонию», забормотали и зашептались.
На грудь мне легла русалочья рука с острыми коготками. Ее губы – такие же холодные, как теперь моя щека, – шепнули мне на ухо ласково:
– Я же говорила, что пошла бы замуж за водяного. Будешь мне мужем?
И ее голос – сладкий, нечеловеческий, чарующий – заполнил мои мысли блаженным туманом. Только туман от песен Гамаюн был золотистым и теплым, а русалочий – молочно-серым и искристым, как пузырьки шампанского. Сердце успокоилось, уже не билось как сумасшедшее, и весь этот подвал с нечистью и колдунами в одно мгновение из враждебного стал вполне симпатичным. Какая-то часть моего разума понимала: это русалочье колдовство, так они и утаскивали молодых парней на дно реки, но это было настолько приятно, что хотелось позволить делать с собой что угодно. Пусть чарует и утаскивает, я готов.
Мы дошли до самой кромки воды, и волны лизнули подошвы моих ботинок.
– Теперь ты наш, – сказала Марьяша тихо, заглядывая мне в лицо, и я не мог налюбоваться на ее зеленые глаза. – Прости, что раньше не говорила. Иначе ты бы сбежал, Валер. Мы все давно тебя ждали. Дух водяной все креп и креп и вчера сказал: готов, приводите новое вместилище. Ведите моего сына.
Я сглотнул.
– Моя душа умрет?
Взгляд Марьяши стал печальным.
– Не знаю. Мы больше ста лет ждали. Я бы не хотела, чтоб умирала. Пусть они обе в тебе живут, хорошо?
Не зная, что и ответить, я кивнул. С необъяснимой тоской обернулся на хмурого Арсения и Игоря, у которого в желтых глазах стояли слезы. Любовь Валентиновна переступила птичьими лапками и махнула мне пестрым крылом.
Острые русалочьи коготки пропороли ткань рубашки и плоть под ней. Я прерывисто вдохнул, когда горячая кровь хлынула из разорванной груди. А когти пробирались все дальше, пока что-то белесое и ледяное не ударило меня прямо в рану.
Я перестал дышать. Покачнулся. Упал спиной вперед, в черные воды. И сразу ушел на глубину, будто не было никакого подвала, а только неведомый бездонный омут.
Я все понял. И всех простил. В то же самое мгновение, как перестал быть человеком.
Моя душа слилась с душой водяного. В голову хлынули образы, знания, воспоминания, сердце зашлось от распираемых его чувств. Тот миг был прекрасен – как фейерверк, как любовь, как рождение и смерть одновременно.
«Здравствуй, сынок. Мы станем великими, правда?» – проговорил глубокий голос прямо в голове.
Тьма рассеялась только тогда, когда я вынырнул на поверхность. Ночные огни расцвечивали город оранжевым, золотым и багряным, впереди сверкали алые кремлевские звезды. На небе светил месяц, и дышалось легко, свободно, сладко. Теперь это была моя река. Мои воды. Мой город.
Так я наконец-то обрел себя, отца и свое место в мире.
Юлия Бабчинская
Две царицы
1. Ариана Свиридова
Этот город душил ее. Держал в своих стенах, словно пленницу.
Не отпускал.
Красные всполохи все еще стояли перед глазами, обещая возмездие. Где она так согрешила? Когда? Почему именно она?
«Я… люблю тебя… Москва… – лились слова из динамиков, выплескиваясь на каменный пол Ленинградского вокзала. Ариана поймала свое отражение в витрине магазина: до смерти перепуганная, бледная, и этот безукоризненно белый костюм не утратил своего лоска ни на миг. – Люблю тебя…»
«Ненавижу».
Ариана прикрыла уши ладонями, зажмурилась, пытаясь собраться с мыслями. Сердце вновь ускорило ритм, заколотилось так сильно, что сбивалось дыхание.
Буря, ураган, молнии… Она вспомнила, как прибежала сюда прямо с презентации – растрепанная, обезумевшая. Как дрожащими руками покупала билет до Питера. Как металась по платформе, цокая шпильками по асфальту, словно белый флажок, который колыхало на ветру. «Сдаюсь, сдаюсь», – словно говорила она. Села в поезд, прикрыла глаза, чтобы перевести дух…
И снова очнулась, когда поезд прибыл обратно.
Еще позавчера это показалось ей собственной оплошностью. Она терпеливо купила новый билет – возвращаться Ариана не планировала. Как и в принципе переступать порог вокзала, вновь оказавшись в городской суете. Нет! Она этого просто не вынесла бы!
И вновь провал в памяти или же во времени. Она не знала. Было ясно одно – отсюда ей не выкарабкаться. Город поймал ее в свой капкан. Город, в который она так стремилась попасть после учебы.
– Ты стоишь, девчуля? – обратилась к ней старушка в панамке.
Ариана вздрогнула, неожиданно вспомнив того чудовищного человека в широкополой шляпе, который преследовал ее от самой презентации. Она могла поклясться, что тот исчезал и появлялся в самых неожиданных местах. Но его первое появление ей теперь не забыть.
– А?
– В очереди стоишь? Талончик брать будешь? Либо подвинься, а то глянь-ка какую корону отрастила. – И старушка бесцеремонно отпихнула Ариану в сторону, проворно нажимая на кнопки меню, чтобы заполучить заветный талон.
Рано утром, еще до открытия касс, здесь скапливался разношерстный народ. И все чтобы пораньше заполучить заветный билет дальнего следования. Вчера Ариана попробовала тоже изменить маршрут и взять билет не до Питера: взяла талончик, купила билет, пока ей спину прожигали завистливые взгляды. И ничего не вышло – она снова вернулась на вокзал. Заколдованный круг. И все меньше денег на счете. Точнее, практически нисколько.
О том, чтобы поехать к себе на квартиру, и речи не шло: не-воз-можно.
Вдруг ее уже ищут? Определенно ищут. Рано или поздно, они придут за ней, чтобы окончательно разрушить ее жизнь. И все из-за этих беспроглядно черных глаз, которые сводили с ума.
Перед глазами пронеслись фрагменты последних семи лет: как они с Виталиком приехали «покорять столицу», как
