Сталина начинаешь понимать! — Калюжный вздохнул. А затем, взяв конверт, открыл его, достал открытку с видом на гору Геллерт, прочёл текст, и, недоуменно ещё раз со всех сторон осмотрев конверт, спросил у своего заместителя: — Ты никаких вестей из Венгрии не ждёшь?
Левченко отрицательно качнул головой.
— Нет. Во всяком случае — таким образом…
Генерал пожал плечами.
— Вот и я не жду… Бред какой-то! Какого-то Ференца Корвата приглашают на дегустацию вин. По-немецки. Хм… Ничего не понимаю… Хотя… Погоди-ка. На какой адрес в Вене пришла эта открытка?
— Там написано. Справа, внизу. На нашу фирму, которая управляет выставочным залом на Ратхаус-плац.
Калюжный несколько минут крутил в руках открытку, а затем, покачав головой, пробормотал вполголоса:
— Ну, вот ты и объявился, старый дурень… — И на глазах генерала, к немалому изумлению Левченко, появились слёзы.
— Максим Владимирович, вы поняли, от кого эта открытка?
Генерал вздохнул, вытер глаза, и. помолчав минуту — бросил:
— Да.
— Это секрет?
Калюжный вздохнул.
— Да какие уж тут секреты… Был у меня товарищ, Лайош Темешвари, вместе учились во времена оны… Последний раз я его видел двадцать лет назад, когда приезжал в Будапешт — меня как раз после всех ближневосточных приключений в наше управление перевели, заместителем генерала Майданникова — с перспективой занять его место. Лайош мне тогда помог набрать людей в Венгрии — которые, кстати, потом нам очень помогли в операции «Обилич», да и после, когда Одиссея из тюрьмы пришлось вытаскивать.
— Вы о нём никогда не говорили.
Калюжный кивнул.
— Не говорил. В девяносто шестом его те, что играют за чёрных, прихватили за старые дела — он, доверчивая душа, решил, что сможет заделаться виноделом и будет у себя в деревне жить-поживать мирным отставником. Но не тут-то было… Злопамятная эта сволочь, и мстительная — ну, не мне тебе рассказывать.
— И чем кончилось?
— В девяносто седьмом его посадили на десять лет — типа, во время своей службы народной Венгрии он нарушал права человека и вообще вёл антидемократический образ жизни. Хотя за что его закрыли — понятно. Помнишь ту историю с сетью американских агентов в Венгрии и Чехословакии, которая работала с тамошними диссидентами, и которую туземные органы без какой-либо нашей помощи раскрыли? Скандал был знатный… Ты уже в то время служил в органах, должен помнить…
Левченко кивнул.
— Помню. Восемьдесят второго года дело.
— Восемьдесят третьего. Но это не важно — важно, что Лаци в том деле был на ведущих ролях, и благодаря ему, в общем-то, на кукловода — им оказался один коллекционер современного искусства из Будапешта, старый американский агент, ещё довоенный — и вышли… Этот, венгерский писатель, как его… уж и не помню фамилии — использовал эту историю для одного из своих шпионских детективов.
— Беркеши. Андраш Беркеши.
Генерал кивнул.
— Да, точно, Беркеши. Вспомнил.
— И что дальше было с вашим другом?
Калюжный вздохнул.
— А ничего хорошего. Дали десять лет ему за какие-то мифические преступления, а потом, в девяносто девятом, как раз когда мы операцию «Обилич» запустили — его в американскую военную тюрьму в Баварии перевезли. Три месяца там его потрошили… Но судя по тому, что все наши венгерские агенты живы-здоровы и на свободе — ничего путного эти суки из Лаци не выбили. Три года назад Дюла Шимонфи сообщил, что Лаци вышел из тюрьмы, но куда потом подался — не сообщил. Года полтора назад человек Крапивина сообщил, что пенсионер Лайош Темешвари поселился где-то в предгорьях Матры, и даже дал его адрес. Хотел я в прошлом году в Венгрию наведаться, повидать старого друга, даже справки кое-какие навёл — да тут эта история в Польше приключилась… Так и не съездил.
— А что означает эта открытка?
Калюжный почесал затылок.
— Вот и я бы хотел это знать… Когда мы с Лаци последний раз виделись — я ему оставил визитку с адресом вот этой нашей венской фирмы. Типа, если будет острая нужда в нашем вмешательстве — Лаци пришлёт на этот адрес открытку со своими координатами и точным обратным адресом. Но, — тут Калюжный ещё раз осмотрел открытку, — я смотрю, тут никакого обратного адреса нет, стоит только штемпель почтового отделения… Хрен поймёшь, какого, я в венгерском не очень…
— Дайте мне. — попросил Левченко. Генерал передал ему открытку. Подполковник поднёс её к самым глазам, подержал минуту — и уверенно произнёс: — Дёндёштарьян.
— Это где такое?
Левченко пожал плечами.
— Так сразу и не скажу… Дёндёшь — это как раз район горы Матра. Дёндёштарьян — по всем признакам, где-то около.
Калюжный вздохнул.
— Ну вот, и как теперь понимать эту открытку — ума не приложу… Призыв о помощи? Формально нет — обратный адрес отсутствует. Приглашение в гости? Опять же, тогда было бы указано, куда приехать… Получается — «на деревню дедушке», короче.
Левченко, откашлявшись, спросил — как можно более равнодушным тоном:
— А вариант мышеловки не рассматриваете?
Генерал укоризненно глянул на своего заместителя:
— Глупостей не говори…
— Тогда что будем делать? Предпринять же что-то надо? Если, конечно, эта открытка от вашего друга…
— Надо. Этот, как его… Дёндёштарьян… он вообще, где территориально?
— На севере, аккурат на полпути от Будапешта до Мишкольца. Свернуть после Хатвана налево и через километров десять — будет Дёндёшь… Возле него и искать.
Генерал кивнул.
— Ясно. Кто из наших офицеров, что сейчас есть под рукой, мадьярским владеет хотя бы на троечку и с тамошней обстановкой знаком?
Левченко развёл руками.
— Так чтоб под рукой — никого. Все полиглоты в разгоне. Майор Леваневский, как вы знаете, местность знает и на тамошней мове трохи балакает — но вы его приказом от шестого июня отправили в отпуск. Майор Сердюк вроде как могёт что-то выдавить из себя по-венгерски — но он сейчас в Молдове, заканчивает работу с кишиневскими хлопцами. Капитан Токарь вроде пару слов связать может, правда, довольно специфических, типа «совьет хадшерег»[7], «орос катона»[8] и «тизенэдьйедик панцер дивизион»[9] — но выше уровня кафе-отеля-заправки ему не совладать. Капитан Турчанинов, какой в Будапеште три месяца в позапрошлом году прожил — сейчас в госпитале… ну, вы в курсе, язва у него, он на ближайшие три недели не боец.
— А Одиссей наш — он в отпуск в Словакию убыл?
Левченко кивнул.
— Туда. В Банска-Бистрицу.
Генерал покачал головой.
— То есть практически по соседству… Какую легенду мы можем Одиссею быстренько состряпать — чтобы он на юг прокатился, по этому Дёндёштарьяну смог пару дней побродить и моего друга разыскать?
Левченко скупо улыбнулся.
— А тут
