рядом с ним.
— Точно лось! — крикнула мне Лика.
От ее крика тень сорвалась с места и с грохотом помчалась прочь. Лика засмеялась.
— Видела, как испугался? Мох из-под копыт летел. Вот ты боишься чего-то, от каждой тени шарахаешься, а на самом деле это нас тут все боятся. Стаи волков обходят за километр. Медведи в берлогах попрятались. Лоси разбегаются. Птицы перестали орать. А все потому, что человек...
Не успела она договорить, как сзади раздался грохот. Мы вздрогнули и обернулись. Шалаш упал на землю, и на мгновение я увидела, как от него отделилась и растворилась в воздухе тень. Лика схватила меня за руку. От шалаша осталась только груда палок. Когда мы подошли, то увидели, что мой полукруг на земле перечеркнут чьей-то ногой.
В ту ночь мы шли в темноте еще несколько часов, непонятно куда, держась друг за друга, просто стараясь отойти от рухнувшего шалаша как можно дальше.
— Этот полукруг, который ты начертила... — спросила Лика. — Я его и вчера утром увидела. Что это и зачем?
— Не знаю, я просто подумала, что нужно что-то делать, а это единственное, что пришло мне в голову. Ну, будто можно обозначить черту, за которую нечто, что бы это ни было, не может переступить. Как видишь, может оно переступить.
— Ты правда видела кого-то в машине?
— Правда. А ты видела тень, когда шалаш рухнул?
— Я не понимаю, что я видела.
Полная темнота, даже луна скрылась за облаками. Не видно ничего, я выставляла вперед руку, чтобы не напороться на ветки. Второй рукой я держалась за Лику. Больше всего на свете я боялась, что она исчезнет и я останусь в лесу одна.
— Знаешь, я над тобой смеялась, но я на самом деле тоже кое-что видела. В детстве. Однажды что-то хотело утащить меня в болото.
— Лика, давай не будем это обсуждать? Никаких страшных историй, пока мы не выберемся отсюда. Ты вроде психикой своей дорожила.
— Ладно. Как думаешь, нас уже начали искать?
В темноте ухнула сова. Лика вцепилась мне в руку.
— Никто не знает, что я в Карелии, — сказала я. — У меня даже работы сейчас нет. Если я не вернусь в Москву, этого никто не заметит, представляешь. Я могу умереть, и никто этого не заметит. Разве что коммунальщики заметят, что я за квартиру перестала платить. А у тебя? Твой отец начнет нас искать?
— Он ждет, что мы тридцатого июля вернемся. Сегодня двадцать пятое? Думаю, через пять-шесть дней он начнет беспокоиться, но сначала не сильно. Решит, что задержались где-то... Какой же идиотизм, он даже не знает, какой у нас был маршрут. Если мы не вернемся, где он искать-то нас будет — по всей территории от Москвы до Карелии? Как он нас найдет?
— Не придется ему искать, мы сами выберемся. Быстрее, чем он заметит, что мы потерялись.
— Думаешь?
— Уверена. Завтра мы найдем дорогу.
Хотя, конечно, ни в чем уверена я не была. Когда мы выдохлись окончательно, то сели на землю и сидели до самого рассвета. Мы сидели всю ночь на земле, прижавшись друг к другу, и тихо разговаривали, всматриваясь в темноту, вздрагивая от каждого шороха и воя то ли собак, то ли волков. Было очень холодно. Раскалывалась голова. На рассвете мы пошли дальше.
8
Если бы кто-то нанес на карту наш путь, то увидел бы, как мы ходили кругами, как проходили в ста метрах от озера, так и не услышав плеска воды, как шли в километре от деревни, так и не услышав лая собак, как еще пятьдесят метров по прямой — и мы вышли бы на тропинку, которая вывела бы нас к тропе, в конце которой была деревня, но мы не прошли эти пятьдесят метров. Круги расширялись, мы слабели.
Люди начали появляться на пятый день. Первой человека заметила Лика.
Она сильно хромала — резиновые сапоги натерли ей ноги. Мы пробовали поменяться обувью, но мои кроссовки, хоть и растоптанные, все равно были меньше на два размера, влезть в них она не смогла. Ходить босиком было еще хуже.
— Как ты до сих пор идешь? — спросила я, когда утром она обкладывала ноги листьями осины и натягивала поверх окровавленные носки.
— Я с тринадцати лет на каблуках, поверь, это не самая страшная обувь в моей жизни. Слушай, что, если попробовать собрать березовый сок, можно расковырять дерево ключом от машины или ножницами.
Она предлагала это в сотый раз. Ни одной березы за прошедшие дни мы не видели. Получить сок из осины у нас не получилось, думаю, нет в осине никакого сока, осина — бессмысленное депрессивное дерево, на ней разве что вешаться хорошо.
— Крутая идея, — в сотый раз ответила я. — Заметишь березу — скажи.
Но она заметила не березу. Лика шла сзади, и я услышала, как она закричала:
— Там человек!
Я обернулась и увидела ее. По лесу шла старуха, она была довольно далеко, седая и в черной куртке, в руке палка. Она шла по лесу, внимательно рассматривая мох под ногами.
— Эй! — закричала я. — Подождите!
Старушка остановилась и начала что-то выкапывать из земли.
— За грибами пришла, — сказала я Лике. — Господи, наконец-то повезло.
Бежать мы не могли, тяжело было даже просто идти, но я шла так быстро, как могла, а Лика хромала за мной. Старушка была совсем недалеко, я рассмотрела ее куртку с белыми надписями, увидела, как она топорщится на спине.
— Здравствуйте! — крикнула я. — Бабушка, помогите нам, пожалуйста, мы заблудились.
Она даже не обернулась, поднялась и пошла дальше, продолжая вглядываться в землю. «Не слышит, — подумала я, — старая совсем. Может, еще и видит плохо». Я ускорила шаг.
— Подождите!
Старушка зашла за сосну и исчезла. Будто испарилась. Я остановилась и вертела головой, пока не заметила ее снова — метрах в ста от меня, седая старушка в черной куртке с белыми надписями. Она вглядывалась в землю, я услышала, как она напевает песенку себе под нос. Как она смогла так быстро переместиться?
Дохромавшая до меня Лика положила мне руку на плечо. Она хрипло сказала:
— Стой. Это не человек. Не надо за ней ходить.
Старушка снова исчезла. Хотелось пить. Голова болела так, будто вот-вот расколется на части.
Через пару часов мы увидели еще одного человека: мужчину в синих джинсах и кофте, стоявшего к нам спиной. Мы окликнули его, он, не обернувшись, сделал шаг вперед и исчез.
— Не пойдем туда, — сказала я Лике, — опять мерещится.
— Мне кажется, там просвет какой-то. Земля вниз будто уходит — может, это овраг? Может, там вода есть?
Там действительно был просвет. Земля уходила вниз, образовывая небольшой карьер, из его стен торчали огромные корни сосен и валуны. Внизу был непроницаемо зеленый заросший тиной пруд. По его краям распустились красивые белые кувшинки.
— Попробуем воды набрать? — спросила Лика.
Мы стояли на вершине, не хотелось тратить силы на спуск по корням и камням к пруду, а потом на подъем.
— Отравимся и умрем.
— Думаешь, кувшинки могут цвести в совсем плохой воде?
— Не знаю.
— Без воды мы тоже умрем.
— Пока не умираем. Лучше так, чем отравиться и умирать от боли.
— Ты права, ладно, пошли.
Усталость была невыносимой, голова кружилась, болел живот, хотелось пить, но больше всего хотелось остановиться, сесть,
