Книга Лисы округа Хансон - Ксения Хан

почти виснет на нём. – Морскому духу. Местные жители многим морским тварям молятся, о погоде просят хорошей, об улове. Бабушки считают, господина Гу злые духи утащили и руку ему откусили и съели. Слишком удачливым был, не в меру. И улов всегда хороший, даже когда другие из моря приходят с пустыми сетями, и сын-то в престижный университет поступил, а потом в крутую компанию устроился… Вроде в «Хан Груп». Ты слушаешь?

Тэун кивает, но зря: его совсем ведёт, и он переваливается через ограду. В глазах темнеет, крик Юнсу тонет в завывании ветра и шипении волн. Водная гладь приближается быстрее, чем Тэун успевает отреагировать, и он погружается в холодную пучину.

«Хорошо, тут не мелко», – думает он напоследок, – но Юнсу меня не вытащит, он плавать не умеет».

С этой невесёлой мыслью Тэун отключается.

– Зря я тебя спасла, сопляк! – слышит он в следующее мгновение и открывает глаза. Голос до боли знакомый, аж слух режет.

Над ним, закрывая головой небо, склоняется девушка. Тёмно-рыжие волосы облепили щеки и шею, пухлые губы выделяются на фоне бледной кожи. Красивая до безумия – Тэун умер, похоже, раз видит такую богиню.

У неё жёлтые глаза с продольными зрачками.

«О, – думает Тэун бесхитростно, – лиса. Нашёл».

Файл 3. Рога в «подкове»

За пару дней до описываемых событий

Харин мчится вдоль автострады, ругая весь свет. Если бы при ней были прежние силы, она бы обернулась лисой и вмиг добралась до нужного ей места, но теперь, в условиях ограничений, она вынуждена пользоваться обычным транспортом, а потом рулит вдоль автострады на любимой тачке навстречу мусорной свалке. Потом весь салон провоняет тухлятиной, спасибо-пожалуйста.

В голове крутится приставучая иностранная песня, которую Джи напевал несколько лет назад. Квисин бы побрал этого любителя клубов – Харин всё ещё слышит его «что говорит лиса, что говорит лиса, динь-дилинь-дилинь».

На повороте из города её заносит: гнев застилает глаза, и Харин не сразу замечает, что дорога виляет вправо.

Впереди маячит вывеска круглосуточного магазина, редкий огонёк в непроглядной темноте на подъезде к мусорной свалке, устроенной людьми, которые ничего не смыслят в сохранении природы. Воняет, человеческие отходы смешиваются с запахами, идущими от заводов, выстроенных широкой полосой чуть западнее того места, куда Харин направляется.

Джи просил её быть осмотрительнее, но сегодня произошло что-то из ряда вон, поэтому Харин несётся сломя голову в самый центр мусорной «подковы». Нелегальные свалки стали заполнять территорию Корейской Федерации с тех пор, как Китай запретил ввоз иностранного вторсырья, чем в своё время активно пользовалось местное правительство. Теперь не только Хансон, но и рисовые поля в фермерской части страны утопают в мусоре.

Кажется, у свалки сменился хозяин: прежний владелец хоть как-то сдерживал количество отходов, поступающих на полигон в Уйсонг, а теперь гора из пластика, строительного и прочего мусора здесь выросла раз в пятьдесят.

От раздумий о судьбе свалки Харин отвлекает сигнал входящего сообщения.

«Спишь?» – высвечивается на экране смартфона. Харин фыркает: вот тебя-то сейчас не хватало.

«Чего надо, быстро», – пишет она короткий ответ, и мгновенно получает длинное сообщение:

«Видела музыкальную премию? Мы выиграли, я тебя хотел на афтепати позвать, мы с ребятами собираемся отметить у себя, по-домашнему».

Харин стискивает руль одной рукой и набирает ответ другой: «Прости, не сегодня. Рада за вас, ты молодец».

«Мы», – сигналит собеседник.

«Других я не знаю, но ты точно молодец. Всё, отключаюсь, некогда».

Харин останавливается у гряды «подковы», вылезает из машины и осматривается. Принюхивается. Из-за газа, образующегося в недрах мусорной горы, сложно разобрать другие запахи, но звериный нюх выискивает среди тянущихся вдоль горы слоёв вони тот, что привёл её к этому ужасному месту.

Слева шумит река Нактон, и слабый сырой аромат доносится сюда еле слышно, смешиваясь сперва с запахом фермерских угодий – химикаты снова испортят негодующим крестьянам урожай, тц, – но благодаря ему Харин улавливает едва заметный след. Фу, кто додумался прятать труп в мусоре? Такое только людям на ум могло прийти, квисины поступают по-другому. Что-то здесь нечисто.

Харин медленно идёт вглубь свалки. И без того слабый свет трёх фонарей у заграждения не достаёт до центра «подковы», но лисице не нужны человеческие приспособления, чтобы видеть в ночи лучше, чем днём. Она доходит до торчащего из мусора ржавого бока какого-то пикапа и замирает. Здесь.

Пахнет сладко и горько. Пахнет смертью, насильственной и жестокой. У неё свой аромат, его ни с чем не спутаешь, если хоть раз видел, как умирает на твоих глазах живое существо от рук другого, такого же, существа.

Харин ищет подсказки: оставшийся от убийцы шаг, отметину потной ладони на кузове старого авто, капли густой чёрной крови. В том, что мертвец, притащивший Харин сюда, – квисин, она не сомневается. Убил его кто? Другой квисин? Что за ерунда, они не поступают так со своими… Сожрать заплутавшего пьяницу, утащить маленького ребёнка в лес и извратить его сущность, лишить разума вдову, уже сгорающую от горя, или утянуть на дно водоёма подростка с разбитым сердцем – вот как поступают квисины. Они не убивают друг друга, тем более не прячут трупы в груде человеческих отходов.

У злых духов тоже есть гордость, она превышает людскую в разы.

Харин трогает языком душный воздух. Гореть тут всё будет через неделю-две, точно – пахнет газом так сильно, что ни о чём думать не получается. Заткнуть бы нос и свалить отсюда, оставив других монстров разбираться с проблемой.

Но нет, ей же больше всех надо копаться в мусоре…

Харин старается дышать через раз, и прыгает на кузов тачки. Та натужно скрипит и нехотя наклоняется к земле. Харин использует вспыхнувшие за спиной хвосты, чтобы освободить пикап из цепкой хватки прочего хлама. Медленно поддавшись напору, автомобиль с грохотом валится на землю вместе с пластиком, сдутыми шинами и железными балками. Харин прыгает в образовавшуюся нишу, откуда тут же вырывается на свободу жуткий смрад.

«Нашла».

Скрюченное тело синнока[15] притулилось в мусорной яме. Харин ахнула бы, но издаёт только скрипящий крик. Священное животное смотрит на неё широко распахнутым глазом, второй слипся от ссохшейся крови. Его бледно-жёлтая шкура покрыта пятнами крови и грязью, она свалялась и облепила рёбра, словно из зверя высосали не только жизнь, но и кровь. У него нет рогов – похоже, это косуля.

«Тот, кто сделал это, заслуживает самой ужасной смерти», – думает Харин с подступающей к горлу паникой. Убийство священного оленя карается и в этом мире, и