кто его знает, что в нем скрыто. Он забавно бил лапкой по воде и пытался подмигивать мне пуговками-глазками. Игрушку немного отстирала, дальше держать не стала в воде, неизвестно, какой трухой он набит. Немного отжала и повесила на улице на веревке. Проше велела медведя не трогать. Маруське тоже запретила прикасаться к игрушке. Выглянула за ворота и волку наказала не трогать мишку.
– Надо его съесть, он какой-то неправильный, недоделанный, что ли, – буркнул Исмаил.
– Может, и недоделанный, пусть сохнет, – ответила я.
Отправилась на кухню доделывать ужин и переваривать компот. Жалко, конечно, его выливать под вишню, но что-то я брезгую его пить после пыльного медведя.
– Агнета, это что за страсть такая у нас во дворе на веревке висит? – услышала я Сашин голос со двора.
– Это раритет, я на чердаке нашла, – ответила я.
– Оно тебе надо с ним возиться? В печке бы сожгла. Он же рассыплется рано или поздно, – удивился Саша.
– Ничего ты не понимаешь в колбасных обрезках, – рассмеялась я. – Пошли ужинать. Ребятня наша опять на речке пропадает.
Медведь висел на веревках и раскачивался на ветру, мне даже показалось, что я слышу какую-то залихватскую песню. Под ним сидел Проша и, вероятнее всего, ждал нужного момента. Погрозила ему пальцем. Он лениво развалился на солнышке, дескать, а я ничего, я тут на солнышке отдыхаю.
Поужинали с Сашей, поболтали. Солнце близилось к закату, а детей все не было. Стали беспокоиться за них, звонить, но абонент был не абонент. Саша позвонил своей маме, оказалось, что ребятишки решили заглянуть к бабушке с дедушкой. Сели на «Ниву» и рванули за ними.
Нас там напоили чаем и накормили пирожками. Посидели немного, пообщались. Забрали детей и вернулись домой. На веревке медведя не оказалось. Прошу тоже не обнаружила. Маруська спала под лавкой и сильно обрадовалась нашему появлению. Я поинтересовалась у волка судьбой игрушки, тот ответил, что территорию дома никто не покидал.
Не нравилось мне, что это непонятное существо будет бродить ночью по моему дому. Хотя, может, его и Проша заиграл, неизвестно.
До свиданья, наш ласковый мишка
Посреди ночи разбудил трубный бас, который доносился со двора. Он разрезал тишину деревенской ночи и врезался в уши. Кто-то протяжно и грустно пел песню о жестокой доле наемного работника. Одновременно вскочили с Сашей с кровати.
– Ты это слышишь? – спросил он, протирая глаза.
– Угу, – ответила я.
– К нам кто-то из местных залез или это тот самый женишок для Ксюни, про которого ты мне рассказывала? – это был риторический вопрос, на который дать ответ я не могла.
Пожала плечами и стала выбираться из кровати. Моему примеру последовал и Александр. Взяли в руки что потяжелей и пошли смотреть на того, кто прервал наш крепкий и сладкий сон.
Вышли. Звук доносился откуда-то сверху. Песня была полна печали и тоски, отчего меня пробрал смех.
– Это что за фигня такая? – поинтересовался Саша.
– Ты все равно не поверишь, это плюшевый ведмедь.
– Кто?
– Ой, медведь плюшевый.
– Тот, которого ты сегодня сушила на веревке? Он же допотопный, не китайский. Как он может песни петь?
– Ртом, наверно, – захихикала я.
Он посмотрел на меня, как на сумасшедшую.
– Эй, хватит голосить на всю округу, – громко зашептала я в сторону яблони.
– Моя душа требует песен, – послышался ответ.
– Ночь на дворе, все спят.
– А мне спать не надо, я стойкий оловянный солдатик, – парировал знакомый бас.
– Ты вообще где? – поинтересовалась я.
Саша топтался рядом и подозрительно на меня поглядывал.
– В вороньем гнезде. Меня ворона утащила, пока вы там трапезничали. Потом наступила ночь, мне стало скучно, и я решил немного попеть.
– Проша где?
– Кошка драная? Вон сидит на соседнем дереве, меня караулит, – продолжал басить медведь.
Посветила наверх фонариком и увидала на соседней груше огромного кота, который лениво махал хвостом и не сводил глаз с яблони. Перевела фонарик на нее, из гнезда торчало бесформенное нечто, видно, зря я его постирала.
– Агнета, надо что-то делать, иначе мы перебудим весь поселок, – зашептал Саша.
– Давай спрыгивай, – сказала я медведю.
– Как я тебе спрыгну, я же плюшевый, – возмутился он и завел свою заунывную песню.
– Перевались через бортик гнезда и падай.
– Меня словит твоя кошка драная и сожрет. И я могу разбиться.
– Не можешь, ты плюшевый.
Пока мы препирались, Саша сходил за лестницей. Поставил ее к яблоне, я подержала его. Он вытащил это чудо чудное из гнезда и отдал его мне.
– Агнета, он воняет, – прошептал мне Саша.
Плюшевый медведь деформировался и плохо напоминал прежнюю игрушку. Пах он сильно неприятно, как будто в мусорной куче побывал, – запах тухлого и тления. Меня терзали смутные сомнения. Медведя посадила на пакет на столе. Рядом зажгла свечу. Сашу поблагодарила и отправила спать, сказала, что справлюсь сама.
– Расскажи мне про себя, только правду, – попросила я.
– Я все рассказал уже, – обиженно ответил Мишка косолапый.
– Кто ты? – поинтересовалась я.
– Я матрос, которого укокошили в пьяной драке. Меня привлекло еще живое бьющееся сердце, хотелось снова почувствовать себя живым. Вернулся, но оказалось, что не в свое тело, а в игрушку. Торчу в этом игрушечном теле уже несколько десятков лет. Вначале было любопытно и странно. Женщина обращалась со мной, как с ребенком. Потом мне все надоело, и я начал с ней разговаривать.
Она подумала, что сходит с ума, и обратилась к психиатру. Ее закрыли в больничке. Знаете, какие раньше были лечебницы для таких, как она? Это жуткое место, там даже здоровый человек умом тронется. Я помог ей сбежать оттуда, а она обещала мне свободу. Вместо этого она отдала меня какой-то девочке. Маша кормила меня печеньем с молоком и клала с собой спать. Она мне нравилась. Ее брат проткнул мне бок, а собака утащила меня к своим щенкам.
Потом меня нашла какая-то старушка. С ней мы жили душа в душу, хорошо было. Разговаривали много, она меня считала своим сыночком. Кормила пирожками и поила чаем с малиновым вареньем. Потом она почила. Не смог сидеть долго с ее бездыханным телом. Стал бродить по городу. Меня подобрали, почистили и продали на блошином рынке этой ведьме Аксане. Она же поставила меня в витрину и заточила на долгие десятки лет. Честно могу сказать, что все это время я спал, – закончил он свой монолог.
– Ты вредил людям? – спросила я.
– Ну да. Как-то я слопал все клубничное варенье у старушки. Нашел того противного мальчишку и накидал ему в манную кашу дождевых червей, за что ему влетело от матери. Пугал
