class="p1">Но сейчас я хотел пить. В зале жарко. Большие окна распахнуты, но все равно мало воздуха.
Кондиционеров тут нет. Еще не придумали такие большие. Так что, в зале духота. Хорошо, хоть ветерок есть какой-то. Сквознячок.
Я достал из сумки бутылку с водой. Обычная, из-под лимонада, закрытая пластиковой крышкой.
Внутри кипяченая вода. Уже холодная. Я всю ночь держал в холодильнике.
Я открыл пробку. С наслаждением выпил. Ох, как хорошо. Особенно после жаркой схватки. Особенно в такую жару.
Боря и Суслик пили лимонад. Степаныч увидел это, погрозил пальцем. Суслик тут же прекратил. Ему скоро выступать.
И точно. В ту же секунду объявили его фамилию. Я подошел и похлопал рыжего товарища по плечу.
— Ну, давай, сделай там всех. Без победы не возвращайся. А то не получишь лимонада.
Но Суслик не ответил. Он тревожно смотрел на ковер. На меня ноль внимания.
— Э, ребята, смотрите, это же Харя, — сказал он. Указал на ковер. — А что он в моем весе делает? У него же больше был.
Степаныч услышал ученика. Он тоже смотрел на ковер. Пристально. Слегка жевал губами, как будто хотел выплюнуть слюну. Но сдержался.
— Действительно, какого дьявола? Как этот псих сюда попал? Сегодня что, в дурке день открытых дверей? Он убежал оттуда?
Я не понял всеобщего переполоха. Суслику противостоял вроде обычный парень.
Мускулистый, с широкой грудью. Низкий, с длинными руками и кривыми ногами. Черты лица правильные. Блондинчик. Лицо слегка морщинистое.
Вроде ничем не отличается от других. В чем дело?
— Наверное, спустился в твой вес, — сказал Степаныч. — А что я теперь сделаю? Вот такой тебе попался соперник. Попробуй его заломать.
Суслик посмотрел на тренера.
— Но он же…
Судья повторил его фамилию. Степаныч подтолкнул Суслика к ковру.
— Ладно. Давай, иди. А то тебе сейчас предупреждение влепят за опоздание на ковер. Потом разберемся. Помни, чему я тебя учил. Ты с ним справишься. Не так страшен черт, как его малюют.
Какого дьявола, что вообще происходит? Суслик пошел на схватку, как на эшафот или виселицу, как будто его должны там четвертовать или колесовать. Я толкнул Борьку в бок.
— Что это с ним? Чего он, как будто на расстрел идет?
Борька допил лимонад и удивленно посмотрел на меня.
— Ты что, Харю не знаешь, что ли? Это же самый знаменитый и способный ученик. Из секции имени Шолохова. Тоже появился недавно, как ты, кстати, сразу стал яркой звездой. Валит с ног даже КМС. Но у него тоже нет разряда, так что официально он еще может бороться только с новичками.
Я тоже выпил воды. Еще несколько глотков. Только теперь не ощущал вкуса.
— Это понятно, но почему Суслик так его испугался?
Борька смотрел, как наш товарищ вышел на ковер, поздоровался со всеми и встал перед противником. Тот дружелюбно улыбался Суслику, как самый надежный товарищ.
У нас Краб тоже так делает, а потом завязывает соперника в морской узел, все с той же любезной улыбкой. Так что, я не доверял добрым и вежливым парням.
— Потому что Харя чуть ли не рвет противников пополам. Наносит травмы. Причем все делает вроде бы правильно, никаких запрещенных приемов. Но все равно его противники потом оказываются в больничке.
Хм, интересно. Как же так? В самбо все схвачено, там нельзя провести запрещенный прием или намеренно нанести травму, это сразу видно. Как же он тогда умудряется наносить травмы и до сих пор не дисквалифицирован?
Схватка началась по свистку. Суслик стоял на месте, не пытаясь атаковать. Просто покорно ждал, как баран, которого привели на убой.
Я впервые увидел его в таком виде. Никогда до этого я бы не подумал, что Суслик может быть таким беспомощным. Кто угодно, но только не мой нахальный рыжий приятель с вечными веснушками на лице.
Противник прекратил улыбаться и я теперь видел, что он вовсе не такой уж хороший и дружелюбный, каким казался вначале. Нет, он наклонил голову и спокойно и мрачно пошел на Суслика. Тот сразу начал отходить, а противник резко сократил дистанцию и схватил его за рукава куртки. Рванул на себя, но Суслик отчаянно забился, отскочил в сторону и высвободил одну руку.
Нет, это спасло его ненадолго. Противник со странной кличкой Харя опять рывком преодолел разделяющее их расстояние.
При этом левой рукой он продолжал удерживать Суслика за рукав. Оттащил подальше от края ковра, чтобы рефери не прервал схватку и опять схватил Суслика за рукав, на этот раз уже правой рукой.
Наш товарищ пытался вырваться, но куда там. Все равно, что если бы цыпленок хотел выскочить из когтей ястреба.
Харя действовал беспощадно и полностью уверенно в своих силах. А Суслик уже считал себя проигравшим и как можно дольше хотел оттянуть момент, когда это произойдет.
Правда, без сопротивления дело не обошлось. Суслик не был бы Сусликом, если бы попытался сдаться без борьбы. Он наклонился, пытаясь схватить Харю за ногу.
Ему это даже удалось. Он рванул ногу на себя, но противник все так же спокойно остался стоять на месте. Даже не шелохнулся, словно скала, врытая в землю.
Затем тут же воспользовался тем, что Суслик потерял равновесие при наклоне. Схватил его туловище сверху, сцепил руки внизу в нерушимый замок, поймав нашего приятеля в стальной капкан.
Теперь они стояли на ковре, наклонившись друг к другу, причем Харя находился сверху, а Суслик снизу.
— Ну все, хана рыжему, — отчетливо заметил Звеньев неподалеку. Несмотря на шум в зале, я отчетливо услышал его.
Суслик еще трепыхался и пытался сопротивляться. Пытался вырваться, но куда там. Я уже сидел, что он в первую очередь сломлен психически, потому что заранее записал себя в проигравшие.
Харя улыбнулся и я увидел, как мелькнули его острые белые зубы. Потом сделал неуловимое движение корпусом и Суслик опустился на ковер под его давлением. Уперся руками в маты.
Тогда противник просто перевернул его и поймал руку на рычаг. На излом. Я думал, что сейчас он сломает ее, тем более, что Суслик отчаянно застучал по ноге противника, сдаваясь.
Но нет, Харя просто отпустил его и снова заулыбался, как будто мегазвезда из кинофильма. Помог Суслику подняться, что-то спросил на ухо, видимо, нечто вроде: «Надеюсь, твоя рука не пострадала? Мне будет очень жаль, если с тобой что-то случится».
Надо же, какой душка. Суслик попытался улыбнуться в ответ, но имел слишком бледный вид, чтобы радоваться
