настороженность директора спорткомплекса — он был в тот день молчалив, куда-то пропали его обычная разговорчивость и привычка к месту и не к месту отпускать грубоватые шутки. — Увидит твой комерс бандитские рожи и слиняет сразу.
— Мне нужно чтобы вы посмотрели на него, чтобы знали в лицо. Там понадобится изъять кое-что, но это потом. А сегодня, как бы случайно, встретимся, я точно знаю, что они сегодня в «Хаусе» будут. Мужик кручёный, боюсь, слезет с темы — и плакали тогда мои денежки. А по деньгам я потом с вами разберусь.
— Да без базара! — усмехнулся я.
Сергей Сергеевич, инструктируя перед встречей, предполагал что-то подобное. Также он ожидал, что Аркадий, несмотря на то что ему очень была нужна наша помощь, не будет сразу выкладывать карты на стол.
— Ты не показывай ему, что умный. Вон, как Ванька, включай дурака. А то лис хитрый, чуть подвох почует — съедет с темы. Я тебя почему к Аркаше приставил? Внешность у тебя подходит — цыган и есть цыган! — Он посмотрел на меня оценивающе, я тоже глянул в зеркало. Как сейчас помню, был тогда мелким, худым, вёртким. Коротко ещё не стригся, и шапка крутых чёрных кудрей действительно делала меня похожим на цыгана. Не мешали даже пронзительно-синие глаза. Нос, наверное, тоже цыганский — узкий в переносице, с раздутыми ноздрями, слегка крючковатый. Не красавец, но и уродом себя не чувствовал. Вообще, внешность свою не считал чем-то выдающимся, однако не комплексовал. Скорее, хрупкое сложение и небольшой рост были причиной подростковых переживаний — поэтому и занялся спортом. — Ты с ним веди себя, как обычно. — Сергеич встал, прошёл к сейфу, достал бутылку водки. Он пил всегда — я даже не помню, видел ли его трезвым. Пьяным видел. Напившись, директор спорткомплекса начинал рассказывать обо всех, кого «запрессовали» в подвале. При этом плакал. Но, протрезвев, обычно ничего не помнил. И дальше жил подшофе — до следующего срыва. — Ты, это, Яшк, сильно под шкуру влезть не пытайся, расколешься. Да и не по зубам он тебе — профессионал! — предупреждал меня наставник ещё перед первым делом с Профессором. — Сначала вы с ним так, для раскачки, по мелочовке помотаетесь, но там крупный куш зреет: упустить — значит затупить по полной программе…
Роль давалась легко, да и с Ванькой рядом невозможно было вести себя по-другому — поймал себя на мысли, что скоро смеяться так же буду — «гы-гы-гы»! Закурил и, подражая тому, как говорит друг, с той же интонацией, добавил:
— Я чёт-та не въезжаю, Профессор, ты конкретней говори, чё за типы?..
— Кращенкова знаете? — спросил Аркаша, закуривая длинную дамскую сигаретку — уже третью за несколько минут разговора.
— Да чё ты нам фамилию базаришь, — хохотнул Ванька, рыжий, воловатый, здоровый — хоть Иванушку-дурочка пиши с натуры, — ты бы ещё отпечатки пальцев приволок — типа, знаете этого чела?
— Да Толю Кращенкова! — Аркадий вдруг разозлился, забыв на минуту, что именно наша «примитивность» делала нас идеальными помощниками в этом деле. — Видели вы его, он на «Адмирале» постоянно трётся да и в других ресторанах зависает частенько. Худой такой, лицо вечно унылое, будто лимон во рту держит. Помните, я полгода назад его круто на бабки развёл, когда по муке работал, ну помните?
— Да где нам упомнить, — сказал я, поняв предостерегающий взгляд Сергеича. С Кращенковым мы были знакомы, я даже как-то обменялся с ним телефонами, но знакомство не по делам — так, поверхностно, вскользь, в компании. Ванька тоже не лыком был шит и, достав сотовый, принялся нажимать на кнопки, всем своим видом показывая отсутствие интереса…
Время тогда было такое — непонятное, бурное. Мне было двадцать три года, всего двадцать три… Сейчас, вспоминая, усмехался — зелёный совсем, а тогда казался себе эдаким матёрым волком, тёртым, покоцанным жизнью. Девяностые. Незабываемые девяностые… И как бы ни хотелось стереть их из памяти — не получалось! Ещё в конце девяносто первого года, когда Ельцин подписал указ о свободе торговли, когда открыли границы и был разрешён свободный въезд и выезд, в страну хлынул поток дешёвых не особо качественных товаров в ярких упаковках, турецкого ширпотреба, низкокачественной бытовой техники, и третьеразрядных голливудских боевиков. Тогда же появилось много любителей половить рыбку — в мутной-то водичке. Девяносто шестой страна встретила, с удовольствием посмотрев «Старые песни о главном». Этот фильм, словно лучик настоящего света, продрался сквозь пелену подделок и фальшивок. Помню, меня тогда порадовал ещё фильм «Особенности национальной охоты» — корова в самолёте и фраза: «Жить захочешь, не так раскорячишься». Мне и сейчас казалось, что эти слова давали точное определение тому времени — беспорядкам и безденежью, бесцельности и бессмысленности происходящего. Старикам перестали платить пенсии, врачи, учителя попали за черту бедности, но они всё равно почему-то учили и лечили. Инфляция сбавила обороты, и ноли на купюрах остановились на цифре в пятьдесят тысяч, так и не дотянув до сотни. Тогда казалось, что жизнь всё же налаживается, и никто не знал, что впереди ещё и деноминация, и дефолт… Но — я в девяносто шестом закончил юрфак и мне всё казалось крутым, я сам себе казался крутым, и — жизнь удалась!
Тогда же было первое крупное дело — векселя — и тогда же всплыл этот рудник, в девяносто шестом его пытались перепродать в первый раз. Рудник «Весёлый»…
Ещё в девяносто третьем, окончив третий курс, через своего тренера по кикбоксингу — Валерия Степановича — я познакомился с «правильными» пацанами. Спортсмены, причём достигшие неплохих показателей. Они не бедствовали, в новых условиях «крышуя» бизнес, а к середине девяностых, поняв, что тема рэкета мелкого и среднего бизнеса исчерпала себя, решили заняться «инвестициями». «Менеджер спонсирует маркетинг», — с умным видом говорил тогда известный спортсмен, тренер, а по совместительству генеральный директор спортивного комплекса Сергей Сергеевич. В гостеприимном спорткомплексе уже обосновался банк, крупная телекоммуникационная компания, риелтэрские конторы и, кроме того, бассейн оказывал свои непосредственные услуги — днём и ночью. Ночью, естественно, комплекс услуг расширялся. Именно там, в бассейне, я первый раз увидел Аркадия. За следующие три года раз пять, наверное, пересекался с ним, но всё больше по мелочам. На серьёзную работу директор комплекса поставил меня в девяносто шестом, уже перед защитой диплома. Собственно, защищал диплом и занимался рудником я практически параллельно. Хорошо помню момент, когда Сергеич позвал меня в свой кабинет и сказал:
— Слышь, студент, ты пацан, я вижу, башковитый, да и реакция у тебя тоже неплохая… Эх, если бы не эта грёбаная перестройка, по спорту бы попёр… такая
