голос и подарить иллюзию, что я замечен Вселенной, Временем, Вечностью.
Дневник – единственная вещь, которая останется после меня. Я хочу, чтобы меня судили по нему, а не по моим поступкам в жизни, которых я, признаться, не так много совершил. Я надеюсь, может быть, кто-то прочтет его, и пройдет мой путь вместе со мной. Дневник поможет быстрее пройти через то, что уже было пройдено мной. Читатель не совершит моих ошибок, не будет попросту тратить время на бессмыслицу. Жизнь научила меня, что порой не задавать ненужных вопросов намного важнее, чем давать верные ответы. Я потратил слишком много времени в поисках ответов на вопросы, которые изначально не нужно было задавать. Я хотел знать законы Истории, я выяснял, существует ли Бог или нет, я разбирался во взаимоотношениях между означаемым и означающим, не осознавая, что это была игра, грамматика, упражнение для разума без всякого содержания. Я искал, не зная что, не зная где.
Итак, сейчас я верю, что мир неописуем и непостижим, что наши объяснения могут быть логичными и цельными, но не верными или правильными. Наши слова остаются словами, а идеи идеями. Они не прорываются к миру, не раскрывают его. Однако мы для упрощения жизни делаем вид, что не замечаем этого и продолжаем верить словам. Мы не способны на объективное понимание мира.
Я начал дневник с предисловия о контексте, чтобы показать, что не претендую на объективность. Я пишу то, что думаю. Я никому не навязываю свое мнение. Я знаю, что за годы поисков я ни на сантиметр не приблизился к Правде. Если выразить сказанное там аллегорией, то получиться следующее: Если представить, что смысл жизни – это клад, закопанный под землей (земля в этой аллегории будет миром), то контекст – это инструмент, с помощью которого мы будем добираться до смысла. Только в действительности у нас нет не только ориентира, с чего начать, но мы даже не знаем, существует ли клад (смысл) вообще. Мы убедили себя, что клад непременно есть и просто ищем наугад, где попало, в надежде, что со временем, частичку за частичкой, сможем собрать всю картину целиком. Мы ищем и ищем, уходя все дальше и глубже, а клада все еще не отыскали. И каждый, кто ищет, верит, что ищет в нужном месте. Перестать искать уже нельзя, тогда придется признать, что ошибались и потратили время зря, что были неправы и что все, что мы делали до этого, было ошибкой. Сейчас мы уже забыли, что начали поиск с определённой целью, поиск стал самой целью, поиск клада стал кладом. Этот процесс уже не под силу остановить никому.
Впервые я начал записывать свои мысли, когда мне было лет восемнадцать. Тогда я не расписывал все так подробно, я ограничивался лишь урывками фраз, что-то наподобие следующего: «Абсурд, нелепость. Зачем?». Я старался писать на языке, понятном только мне одному, я хотел создать свой собственный образ мышления, в котором не нужна орфография или связность мысли. Мне казалось, они стояли на моем пути к смыслу. Со временем язык становился все запутаннее и сложнее. Я проявлял все больше внимания к деталям. Чтобы провести генеалогию души, нужно быть внимательным ко всем мелочам. Мне хотелось знать, не скрываю ли я от себя чего, быть может, чего-то очень важного, что ведет мою жизнь, что какая-то мысль или неосознанные желания втихаря управляют мной.
Я прекращал записывать также внезапно, как начинал. В какой-нибудь один день мне просто надоедало скрупулезно следить за собой и я забрасывал писать. Я замечал, что вместо просветления разума я еще больше запутывался в себе. Мне хотелось переключиться на что-то другое, внешнее, что-то, что не есть «Я».
Дневник, мне представляется, есть самая честная форма письма. Он позволяет быть собой или так близко к себе, как это возможно. Тут нет места притворству и лицедейству, дневник зеркало, в которое я смотрюсь. Я не боюсь своего отражения. Я не скрываюсь за персонажами или сюжетом. Я открыто говорю о себе в первом лице. Для меня нет ограничений, искусственно наложенных людьми. Я намереваюсь добраться до границ своего мышления и увидеть, что находится за ними. Я должен добраться до чистого разума так близко, как это возможно. Для этого мне нужно как можно сильнее абстрагироваться ото всех «знаний», что я приобрел в течение своей жизни.
Эти знания упростили и опосредовали мир, лишили его грандиозности и первозданности. Они забрали у мира загадочность и закрыли мне глаза, отвлекли меня и заполнили мой разум. Они обещали Прозрение, Правду, Смысл, а на деле вели в никуда. Я оказался заложником этих грез. У меня уже не было возможности мыслить, не опираясь на приобретенное, что, в конечном счете, лишало мои мысли подлинности. Я воспринимал мир, и самого себя, через призму приобретенного. Чтобы научиться мыслить подлинно, для начала нужно отучить себя от старого образа мышления. Мыслить не значит интерпретировать, ограничивать или давать название. Мыслить – значит выходить за свои рамки, прорываться через язык, грамматику и контекст к новому способу восприятия мира.
III
Родители по-прежнему жили в старом доме, где прошло детство Максима. Дом находился в частном секторе, в трех остановках от нынешней квартиры Максима. Максим сойдя на нужной остановке, отправился к дому.
Отец был дома один. Он встретил Максима в террасе. Сергей Саныч, крепкий мужчина среднего роста, лет примерно пятидесяти, крепко обнял его. Максиму часто говорили, что он похож на отца, его всегда это резало его слух, он не желал быть похожим ни на кого. Даже похожесть на отца была ему неприятной.
– Где пропал? – спросил отец, глядя ему прямо в глаза. Максим мешкался, – а заходи, – добавил Сергей Саныч, рукой указывая путь.
Они прошли в кухню.
– Кофе? – Предложил отец.
– Да, пожалуйста, – не отказался сын.
В то время как Сергей Саныч варил кофе, Максим рассматривал кухню. Мало что изменилось. Он вспоминал, как мальчишкой возвращался из школы, как отмечали его день рождения за этим столом, Все это казалось таким далеким, почти не реальным.
– Нет, не хочу, – ответил Максим на предложенное отцом печенье.
Затем Сергей Саныч поставил кофе на стол, сел во главе стола и начал разговор. Максиму было нечего рассказать, пусть говорит отец. Сергей Саныч рассказывал про работу, Максима это мало интересовало. Заметив равнодушие сына, Сергей Саныч заговорил о предстоящих выборах в городе (раньше они часто обсуждали политические события), Максим только презрительно усмехнулся и добавил, что выборами ничего
