class="p1">Бразен обвел рукой разодетых гостей и толпу великолепных творений Байю. Даже Лежебока, блестя, как начищенное зеркало, развалился на опоре, поддерживающей круговой мезонин.
— Я решил, что воссоединение твоих творений немного тебя приободрит. А для того, чтобы привести Титана в другое место, пришлось бы разбирать все здание.
Между тем к ним приближались доктор Азар и доктор Манкидх. Байю с изумлением заметила, что доктор Манкидх довольно нежно обнимает свою вечную соперницу за плечи. Они подошли, улыбаясь и явно наслаждаясь обществом друг друга.
— А я думала, что вы не ладите, — заметила Байю, что, конечно, было не очень умно, с учетом ее собственных романтических увлечений.
— Так и есть, — подтвердила доктор Манкидх, чмокнув доктора Азар в макушку.
Доктор Азар, несмотря на свое имя бывшая такой же бледнокожей иностранкой, как и Бразен, покрылась румянцем удовольствия.
— Видите ли, мы обе были так вами недовольны, Магистр…
— Что нашли много общих тем, — решительно вмешалась доктор Манкидх.
Байю искренне рассмеялась, не обращая внимания на тени скворцов, которые кружили у окон высоко над головами, через которые в зал попадал естественный свет.
— Я смотрю, вы хорошо заботитесь о своем тезке.
Она махнула рукой на Титана Приливов, который в ответ радостно замотал огромной башкой.
— Мы хотели бы извиниться за попытку провести вас, Магистр, — сказала доктор Азар. — Но вы отвечали отказом на каждое приглашение, присылаемое нами, на протяжении десяти месяцев.
Байю удивленно моргнула. Не может быть. Затем опустила взгляд, подсчитывая что-то на пальцах.
— Ну ладно, — признала она, дважды проверив расчеты и осознав, что они верны, — попытка и впрямь была неплохая.
Неужели она на самом деле так тщательно отгораживалась от мира? Постепенно становилась сумасшедшей затворницей? И настолько в этом преуспела, что Бразену пришлось тратить собственное драгоценное время на изготовление дешевой безделушки для того лишь, чтобы выманить ее из дома?
Она, похоже, слишком увлеклась самозащитой.
Но, с другой стороны, ее ведь действительно пытались убить. И воспользовались первой же подвернувшейся в этом году возможностью довести дело до конца, что говорит либо о немалом терпении ее недоброжелателей, либо об имеющихся в их распоряжении соглядатаях.
И это точно не Каулас Некромант, отец Бразена, поскольку ни одна птичка не стала бы приносить ему секреты на хвосте — или слушаться его приказов, если уж на то пошло. И не сам Бразен, поскольку он был, пожалуй, единственным человеком в мире, который мог бы просто воткнуть нож ей в спину. Не доктора Азар и Манкидх — по крайней мере, до тех пор, пока между влюбленными не начались размолвки и они не обвинили во всем старушку Магистра.
Тогда кто?
— Птичка на хвосте принесла, — пробормотала Байю.
— Что? — переспросил Бразен.
— Да так, ничего, — ответила Байю. И встряхнулась, заставив себя улыбнуться. — Идем. Пора насладиться вечеринкой, не так ли, господин Великий Магистр? А скворцы, скорее всего, разлетятся с приходом ночи.
— Совы гораздо крупнее, — цинично заметил Бразен, снимая бокал с ближайшего подноса.
* * *
— Не хотелось бы вмешиваться в ссору двух Магистров, но я пришла сообщить, что мне не нравятся твои попытки прикончить моего бывшего ученика.
Байю опустилась в удобное кресло рядом с жаровней. Садиться пришлось осторожно, чтобы не побеспокоить ни обвившую ее талию Амброзию, недавно перенесшую замену ног, ни скрытых под мантией крошечных механизмов в крабьих панцирях. Утреннее солнце заливало светом небольшой, прекрасно обставленный кабинет.
— Хотя, можешь мне поверить, я прекрасно понимаю, откуда у тебя такое желание.
Женщина, сидящая напротив, откинула прядь роскошных черных волос с лица правильной овальной формы и едва заметно улыбнулась. Высокий лоб и округлые щеки гармонично сочетались с узкими глазами, полуприкрытыми тяжелыми веками. Руки женщины лежали на коленях, вместе с вязаньем — изящной ажурной сетью из грубой шелковой пряжи белого и алого цвета.
— Я должна была догадаться, что ты тоже маг, — продолжила Байю. — Наджима. Звезда. Но для мага, говорящего с животными, у тебя довольно странное имя.
— Только с птицами, — поправила Наджима. — Они ведь тоже украшения небес.
— Бразен об этом не знал? — спросила Байю.
Наджима пожала плечами. В клетке за ее спиной запела канарейка. Ее крылья переливались всеми оттенками ярко-красного, словно драгоценные агаты. На окнах, ведущих на террасу в саду, стояли бамбуковые клетки с белыми и полосатокрылыми зябликами. А за садом, в некотором отдалении, раскинулся город, укрытый вуалью струящегося из каждой трубы и жаровни дыма. Люди с утра пораньше пекли хлеб и заваривали чай.
— Мог бы, если бы удосужился уделить мне побольше внимания.
— Значит, возлюбленным он был отвратительным. Но разве теперь за это убивают?
— Ну…
Казалось, любое свое действие Наджима сперва тщательно обдумывает. По крайней мере, чай она пила именно так.
— Если бы я действительно хотела его убить, то, скорее всего, придумала бы что-то понадежнее стаи птиц.
— Твоих птиц, — заметила Байю, прикрыв рукой глаза.
— Чай правда очень хорош, — сказала Наджима.
— Так ты просто… пыталась привлечь его внимание?
Байю попробовала так настойчиво рекомендованный напиток. Он на самом деле оказался удивительно хорош.
— Скорее напомнить, что у ошибочных решений могут быть неприятные последствия.
Наджима поставила чашку на столик и взяла в руки моток пряжи.
— Из женской солидарности. Ради тех, кто придет за мной.
— И, возможно, немного из мести?
Белозубая улыбка Наджимы была весьма недоброй. Байю… нравилась эта женщина.
— Некоторые мужчины медленно учатся.
Байю вспомнила о Кауласе Некроманте и вздохнула.
— Это точно.
— Я понимаю, что он вырос без матери, а отец у него — злобный некромант. Но разве ты не могла…
— Лучше его воспитывать?
Наджима утвердительно отсалютовала ей мотком пряжи.
Эти мысли уже не раз посещали Байю. О ее собственной матери, которая, скрестив руки на груди, стояла и смотрела, как дочь уходит из родной деревни в неизвестность, осыпаемая градом камней. О том, что сама Байю решила отделять привязанности — о, назовем это любовью, пусть и своеобразной — от секса, категорично и навсегда. Если, конечно, это был ее сознательный выбор, а не проявление истинной натуры. Или это испытания юных лет наложили на нее неизгладимый отпечаток.
О лучшей подруге и мужчине, которого они иногда делили, а иногда никак не могли поделить, хотя ни одна из них на самом деле его не любила.
Если бы кто-нибудь смог полюбить его, стал бы он лучше? И была ли проблема в них или в нем самом?
— Возможно, — понимающе продолжила Байю, — винить женщину в недостатках мужчины, по сути, довольно бессмысленно.
Наджима поджала губы. Затем склонила голову и подняла палец вверх, словно собираясь высказаться, а