не осталось, чтобы забыли о том, что она есть или была? Ты это сказал? Но ведь тогда и не люди они вовсе, а только с виду похожи. Ведь это так страшно, – Андрей смотрел на Витю с испугом.
«Мудро терпение бытия
Есть одно из первооснов видения
Обезличенное видение есть понимание
Но тому кому в уста вложено истина бытие не имеет иного имени как мудрость
Овладевает истиной и она излучает свет на все познаваемые сущности
И тому лишь дано кто её ищет»
Андрей по вечерам дома, сидя у себя один в комнате пытался воспроизвести в словах то, что он услышал, но не звуки или образы, а скорее это были несвязанные отдельные зарисовки единой картины. Он интуитивно видел её, и деталь за деталью постепенно наносил, увиденное, на холст своей книги. Он её ещё не написал, пока он просто зарисовывал словами отдельные фрагменты, которые потом со временем приобретут законченную картину.
После бесед с Витей Андрей заносил свои мысли в большую тетрадь, которая со временем должна была стать основой его будущей книги.
Из тетради Андрея:
«Звучание Баха по вечерам, до суеты ему нет дела, да и мне не больно нужно, чтоб думали и обо мне так же.
Но силы покинули меня в день, когда все смолкло и мне стало довольно скучно, не объяснишь сейчас это, да и надо ли. Я вырос и превозмог себя по духу и мыслям. Так разве так продолжать, когда нет уже свежести в идеях. Все попрала суета, и суета все превозмогла.
Слушая его я, как бы видел расстояние до него. Тянусь и пытаюсь сосредоточиться или, точнее, мысли, слушая, боюсь отпустить, понимая, что мысли только и могут возникнуть, слушая его.
Звучала флейта и картина, написанная кистью, маслом, по холсту, плохо натянутому, но чрезвычайно дорогому. Впервые покрывало холст то масло, которое придаёт этому миру тонкость и хрупкость …, беззащитность. Ведь дуновение ветра можно написать, потому, что можно увидеть или представить. А себя?! Как можно изобразить себя, если даже с трудом представляешь образ, ведь я могу только передать какое-то движение. Не его я изображаю, а себя вижу в этом движение. Это именно то, что искал мой разум, вдохновлённый только общением. И, запыхавшись, бегом от суеты, успеваю подумать о нем, о его звуке – будто услышал флейту на остановке в метро. А разве флейта не будет звучать, когда звук колёс – уже музыка холста и, разговор с маслом обретает образ его звучания – когда я его слушаю!
Поспешные выводы скорее напоминают заупокойный марш с триумфом и фанфарами, обращёнными ко мне лицами вполоборота. Приподняв руку и туман вот-вот поднимется откуда-то сверху. Он уходит вперёд по коридору, как по улице. Там вечер и там ещё не рассветало».
«Ожидание и надежда на избавление
Не есть ли это путь добродетели
Благородство несёт в себе истину
Суть которой в рождении благородного
Путь силы идёт от духа
Он направляет на подвиг»
Так как Поля дружила с Витей, то в команде её считали своим человеком. После игры или тренировки она могла часами сидеть с мальчишками на стадионе, в парке или всей толпой шли в мороженицу. Болтали о всяком, смеялись, обсуждали игру. С этого года, посчитав её достаточно взрослой и ответственной девочкой, папа разрешил Поле самостоятельно везде ходить и ездить без постоянного контроля, полагаясь на её «благоразумие», как он выразился. Но папа был крайне недоволен, что Поля дружна с ребятами из футбольной команды.
– Ты не понимаешь Поля, – горячо говорил папа, расхаживая по кабинету, – это же уличные мальчишки, шпана! – вот они кто, просто уличная шпана, и ты с ними. Ну, хорошо Виктора я знаю, а остальные? Что от них можно ждать? Что у них на уме?
– Папа у нас в районе я с ними в большей безопасности, чем с твоим охранником, – отрезала Поля.
– У тебя, что нет более интересной компании, чем дворовое хулиганье?
– Никакие они не шпана и не хулиганье, а нормальные ребята, только любят футбол, – Поля была крайне раздосадована, таким отношением к ним и к ней папы, мнение которого она очень ценила, но в данном случае, как ей казалось, он был не прав.
– Пойми, я очень за тебя волнуюсь, я не могу тебе запретить с кем разговаривать или встречаться, это твой выбор, но будь осмотрительной, я полагаюсь на тебя….
Поля возвращалась из школы домой вместе с Катей, обсуждали нового учителя истории, который пришёл совсем недавно вместо заболевшего.
– Папа у тебя опять уехал, я тогда зайду к тебе вечером? – Кате очень хотелось посмотреть у Поли новое ожерелье с камнями, что недавно папа привёз ей из Китая.
– Нет, сегодня не получится, сегодня ребята играют, я за них болеть пойду.
– Дался тебе этот футбол, не понимаю, идиоты какие-то… гоняют мяч, и где сегодня?
– За заводом, при выезде из города.
– На берегу? – у Кати заблестели глаза, – я с тобой пойду.
– Зачем, тебе же не нравится футбол? – Поля не заметила Катиного преображения.
– Ну и что, просто так посмотрю за компанию.
Небольшой уютный стадион располагался рядом с заводом, на котором изготавливали небольшие прогулочные яхты, за ним уже город кончался, и шли пустыри, начинались стройки новых районов. Игра была принципиальной с главным соперником. Андрей взял пенальти, и ребята выиграли один : ноль. Как только игра закончилась, и футболисты пошли в раздевалку, Катя вскочила, схватила Полю за руку и бегом куда-то потащила за собой. Они обежали вокруг стадиона и полезли в кусты, что росли вдоль реки.
– Ты чего Катя, куда ты меня тащишь, – Поля не понимала, что они делают, но подчинялась Кате.
Они пролезли к берегу и притаились в кустах за невысокой глиняной насыпью. Метрах в трёх от них по берегу шла песчаная коса, а сбоку от берега в реку уходила огромная железобетонная конструкция метров пять, шесть высотой, покосившаяся и полуразрушенная. Чтобы на неё можно было забраться, от берега были переброшены две доски.
– Мальчишки сейчас купаться будут, они всегда здесь купаются, – зашептала Катя Поле в ухо.
– Купаться? – не поверила Поля, – вода же ледяная, они что сдурели?!
– Они голыми купаются, – хихикая, шептала Катя.
От раздевалки уже бежала ватага мальчишек человек шесть, среди них Витька и Андрей совершенно голые. Они пробежали мимо притаившихся девчонок, прошли по доскам на железобетонку и прыгнули в воду. Выплыв на берег все залезли наверх и стояли в ожидании, стояла абсолютная тишина. Андрей встал
