— Кебнекайсе, — сказал Сирин. — Граница с Норвегией.
Среди гор заблестела вода — словно реки лежали в каменных берегах. На них падали тени от облаков, вскоре облака стали гуще и вот уже простёрлись холмистой белой равниной.
— Мы над морем, — изменившимся голосом сказал Сирин. — Прощай, старушка Европа, мир праху твоему. — И чуть погодя добавил: — До чего же хороша машина!
Варламов не ответил, от избытка впечатлений заболела голова. Солнце ярко светило сбоку, самолёт словно повис между белыми облаками и тёмным небом. Резкий свет утомлял глаза. Варламов закрыл их и незаметно погрузился в сон.
Странные сны виделись ему в этой машине — будто неподвижной над блистающими облаками… Вот он идёт по сумрачному коридору, и кто-то легко ступает у него за спиной. Ему не страшно — наоборот, на душе легко и хочется обернуться. Но вдруг замечает, что в конце коридора непроглядная тьма…
Теперь он стоит на кладбище — это видно по белым надгробьям, — и держит на руках девушку с распущенными рыжими волосами. Девушка похожа на мёртвую, но опять-таки, Варламову почему-то радостно…
Напоследок он видит мост над чёрной рекой. Мост исчезает, превращаясь в радугу, но дорога продолжается и по другую сторону радуги…
Варламов проснулся в смятении, но глянул вниз, и видения забылись. Под самолётом раскинулась феерическая страна: море вытягивало голубые фиорды в мир заснеженных скал и ледяных рек. Справа к горизонту уходило другое море — голубовато-белое море снега и льда.
— Проснулся? — Голос Сирина звучал бодро. — Вовремя, под нами Гренландия. Сбрасываем подвесные баки.
Он проделал манипуляции на приборной панели. Вниз закувыркались две сигары, ранее висевшие под крыльями самолёта.
— Теперь пойдём быстрее, — весело сказал Сирин. — Полпути позади. Должны долететь.
Во все стороны раскинулась снежная равнина, над ней слепящим комком повисло солнце. Что-то в его положении удивило Варламова, а спустя минуту он понял — солнце было заметно ниже, чем час назад. Оно опять спустилось к горизонту!
Зубы Сирина сверкнули в улыбке:
— Мы летим быстрее, чем вращается Земля на этой широте. Скоро солнце зайдёт. Зайдёт на востоке!
Снега остались позади. Снова скальные берега и синяя вода с плавающими кусочками сахара. Айсберги!
— Девисов пролив, — кивнул вниз Сирин. — Не хочешь пожить среди эскимосов?
И снова фиорды, снежные поля, синева моря… Наконец солнце и вправду коснулось горизонта, расплющилось в красную полосу и исчезло. В меркнущем свете Варламов увидел, как надвигается чёрная полоса. Стало темно.
— Лабрадор! — В голосе Сирина прозвучала тревога.
Появилась луна, невидимая прежде в сиянии арктического солнца. Её бледный свет не разогнал темноты внизу, лишь отразился в лужицах озёр.
Ещё с четверть часа ничего не происходило, потом на панели замигал красный огонёк и приятный женский голос сказал: «Самолёт попал в зону действия радара. Самолёт попал в зону действия радара».
У Варламова сжался желудок, к горлу подступила тошнота. Сейчас их собьют! Он представил, как на факеле огня к ним несётся ракета, как разлетаются обломки самолёта и он, Евгений, падает сквозь километры пустого воздуха.
— Может, катапультируемся? — робко предложил он.
Сирин хмыкнул:
— Если бы нас засекли со спутника, тогда хана. А наземный радар — ерунда. Пойдём над землёй.
Он повёл штурвал от себя. Луна исчезла, стёкла кабины затопила тьма. Тело Варламова потеряло вес — всплыл бы над креслом, если бы не ремни. Зато потом придавило так, что перед глазами поплыли огненные круги.
— Теперь посмотрим. — Сирин тяжело дышал.
Варламов поморгал — и едва не закричал от ужаса. Самолёт мчался над землёй, смутно видимый лес стремительно утекал назад. Прямо на них летел холм, по вершине вырастал частокол деревьев. Варламов не успел вскрикнуть — зубы лязгнули, словно гигантский кулак ударил в днище самолёта, он подскочил, и холм остался позади. Самолёт обрушился вниз, но вскоре подпрыгнул снова.
И ещё раз, и ещё!
Втянув голову в плечи, Варламов скосил глаза на кресло пилота. Сирин не держал штурвал, изогнутая рукоятка ходила взад и вперёд сама по себе.
— Копируем рельеф местности, — процедил он. — Самолёт ведёт автоматика. Сейчас опять уйдём на сверхзвук. Скорость будет меньше, чем на высоте, но нам уже недалеко.
Сделалось тише и скачки самолёта не так ощутимы, но смотреть на землю без головокружения Варламов не мог. У него потом сильно билось сердце, когда вспоминал этот полёт. Наверное, так могла выглядеть чужая планета с борта космического корабля. Стремительно текли реки призрачной лавы — в них угадывались леса; молниеносно возникали и исчезали бледные протуберанцы — озёра; проносились купола тёмных лун — гребни холмов…
— Машина делает полторы тысячи километров в час, — в голосе Сирина слышалась гордость. — Засечь нас радаром на этой высоте труднее, чем крылатую ракету.
Он замолчал. Понемногу стало светать, во второй раз начинался всё тот же день. Вдруг самолёт успокоился и пошёл ровно, внизу понеслась серая гладь воды.
— Великие озёра, — с облегчением вздохнул Сирин. — Мичиган. Поднимаемся.
Самолёт стал набирать высоту. Горизонт слева загорелся жёлтым огнём — их догоняло солнце. А потом Варламову показалось, что видит впереди лес: словно багряные стволы сосен вздымались из мглы. Лишь спустя минуту он сообразил, что для деревьев они чересчур высоки — это здания неправдоподобной вышины встречали восход солнца. Вскоре свет затопил и кабину — солнце, зашедшее над Лабрадором, поднималось над озером Мичиган.
— Надо же, Евгений, — голос Сирина звучал хрипло. — Это Чикаго! Надо искать место для посадки. Топлива на двадцать минут.
Город медленно приблизился: экономя горючее, Сирин уменьшил скорость. Варламов смотрел как зачарованный. Одно здание было выше других, две антенны на крыше горели не утренним золотом, а мрачным багрянцем, словно солнечный свет, падая на них, менял оттенок.
Здания наклонились, самолёт огибал район небоскрёбов…
И тревога вошла в сердце Варламова — город был мёртв. Не было видно разрушений, как в городах Европы; бесчисленные коробочки автомобилей усеивали улицы, но не двигались, и Варламов знал, что даже если самолёт опустится ниже, они не увидят пешеходов на тротуарах. Лишь глубокие тени наполняли ущелья улиц.
— Тёмная зона, — сквозь зубы процедил Сирин. — Надо лететь дальше.
Варламов с грустью пытался представить, что творилось здесь после той странной войны. Наверное, жители не сразу поняли, что произошло: небоскрёбы даже не заметили сейсмических толчков от далёких взрывов. Когда люди вышли из убежищ, как будто ничего не изменилось — только дни стали сумрачнее, да по ночам восходила кроваво-красная луна, но это объясняли тучами пепла, выброшенными в стратосферу над сожжённой Европой. Лишь когда стала нарастать волна заболеваний, поднялась паника. Вероятно, люди бросали всё, пытаясь вырваться из города, началось столпотворение, жуткие пробки на улицах. И конечно, это никого не спасло…
