Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
всё вкуснее, и это правильно.
Проверяя готов ли хлеб, она вынула один каравай и постучала костяшками пальцев снизу, старательно прислушиваясь, но нужного звука не получилось. Опять Лан будет кривиться, что хлеб кисловат. Или сыроват? Пусть ещё немного посидит в печи, решила она.
А между тем ей давно уже чудились странные удары, или стук. Но они не сразу вошли в её сознание. Лишь, когда она в которой раз спустилась в подклеть, удары в дверь со стороны погреба словно разбудили её. Она вздрогнула и очнулась от своих мыслей. Прислушалась. Тишина. Может, показалось? Она тихонько подошла к двери погреба, осмотрела её. Дверь закрыта на вертушку, значит в погребе не должно быть никого. Домовой балует? Но тятенька сказал, что ей верить в домового и прочую нечисть не следует. Хотя, как не следует, если они существуют. Об этом все говорят. Не могут же все ошибаться? И тут она вновь услышала вкрадчивый негромкий стук. Василиса едва сдержала визг. Она почувствовала как по спине побежали мурашки, а это верный признак присутствия домового. Пятясь задом и стараясь делать это неслышно, выскользнула из подклети и рванула во двор к отцу, от возбуждения забыв все свои горести.
— Тятенька! — Василиса схватила за рубаху отца.
Недовольный Ивар повернулся к дочери, но, увидев её перепуганную и дрожащую, почувствовал, как раздражение тут же уступило место страху за дочь.
— Что? — Ивар был готов на этот раз защитить Василису от кого бы то не было.
— Домовой!
Теперь у Ивара глаза стали круглыми от изумления. Немного погодя изумление сменилось неприятным сомнением, уж не стала его дочь, от всех неприятностей последнего времени терять ум.
— В подклети. Стучится в погребе, — у Василисы стучали зубы, — и так чудно. Тук-тук, и перестанет. Пошли, тятя, — Василиса, как маленькая потянула отца за рукав.
Ивар пошёл было. Потом засомневался, уж больно девка напугана. Страх частично перекинулся и на него. Вернулся, взял топор. Кто там может стучаться в погребе?
Входящая в ворота Домна замерла. Новость о Еремее терзала её, а тут в собственном дворе творится что-то непонятное. Торопливо поставив вёдра на землю, не заметив, что расплескавшаяся вода залила ноги, она кинулась к мужу:
— Что стряслось?
— Вон, у дочери спроси.
— Василиса, да что случилось?
Та на этот раз замешкалась с ответом.
Ивар сказал:
— Сейчас узнаем, — и решительно пошёл в подклеть. За ним нерешительно потянулись Василиса, Домна и младшие дети.
— А вы куда? Тут будьте, — Ивар за раздражением прятал некоторую неуверенность.
— Тут будьте, — повторила Тиша Забаве и Айке, сделав вид, что это указание её не касается.
Вскоре во дворе остались лишь малыши, которые, раскрыв рот, растерянно смотрели вслед ушедшим родственникам.
А родственники столпились в подклети у двери погреба. Оттуда не доносилось ни звука. Василиса почувствовала неуверенность. А что, если домовой позабавился на её счёт и теперь оставил её одну расхлёбывать всё. А может, ей померещилось?
Ивар толкнул дверь. Она медленно проскрипела в сторону, открывая проём. На секунду все ахнули, увидев в темноте фигуру. Фигура зашевелилась. И вот из погреба навстречу изумлённым родственникам шагнула… баушка.
— Ты… ты что тут… Кто тебя запер здесь? — Ивар откинул в угол теперь уж ненужный топор.
Баушка вильнула глазами, зашамкала:
— Дык, пошла по делу. Норку мышиную видала, дык заткнуть её тряпкой, — стала рассказывать баушка, не замечая, как предательский сметанный полукруг под носом опровергает её историю о мышах. — А закрыла меня, видать, Василиса, — баушка зыркнула недобро на старшую правнучку, — она бегала туда-сюда.
Всё внимание вновь обратилось к Василисе. Под прицелом всеобщего осуждения она совсем поникла, повернулась и пошла. Мать догнала её уже у ворот:
— Ты куда?
— Бельё на речку полоскать.
— Не ходи пока, пусть Ярина сходит.
Домна оглянулась:
— Ярина! Где она?
— Маменька, она на огороде. Сейчас я её кликну, — Тиша побежала за сестрой.
— Ба… ба, — Айка увидев родную старушку, поплёлся к ней. Он очень был рад, что её вновь встретил. К тому же он единственный знал, как всё было.
А дело было так. Баушка изрядно помыкавшись на завтраке, вертелась у погреба, выжидая удобную минуту. Вместе с ней вертелся и Айка, не понимая, а чего они с баушкой тут вертятся. И вот удобная минутка, баушка отодвинула вертушку и нырнула в манящую темноту, не взяв с собой даже лучину. Где крынки со сметаной, она и так помнит. Дверь следом за ней со скрипом закрылась, а Айка заинтересовался вертушкой. Уж ловко её баушка вертела. Попробовал. О! Вертится и у него!
Потом он пробовал донести до окружающих сведения о застрявшей старушке, но окружающие малышей часто слушают невнимательно. Вот и у него не получилось организовать спасательную экспедицию.
А хлеб у Василисы на этот раз получился немного подгоревшим.
10
Отец Прокопий с сыном возвращались с поля. Надел их был самый крайний, общество так распределило, отец Прокопий не стал спорить. Оно и лучше. Нет, работать на крайней полосе приходилось больше. Близкий сосед — лесок так и норовил в гости зайти со своими саженцами, трава-мурава никак не хотела придерживаться собственных границ, а всё время нарушало границы участка отца Прокопия, но и этот же лесок доставлял столько удовольствий, а на травушке — муравушке так приятно лежать, глядя в голубое небо, что жаловаться на некоторые неудобства было бы грешно.
С сыном Глебом просо уже отсеяли. Чуть раньше, чем соседи. Чуть раньше, чем полагалось по приметам-подсказкам самой природы. Отец Прокопий не хотел работать с другими, намеренно держался особняком. Ему было неприятно наблюдать за многочисленными языческими обрядами, тьма-тьмущая которых сопровождала работу на пашне. А уж Глебу совсем ни к чему их видеть. Хотя, видят, конечно, и Глеб, и отец Прокопий. Тут закроешь глаза — не увидишь, так услышишь. И жалко иной раз становится своих земляков. Ведь понятно, что для семьи стараются, что не выжить в лихую годину без хорошего запаса урожая, вот и хлопочут, где хитростью и уловками, где намёками и подсказками задобрить своих богов. А когда становится совсем скверно, когда урожаю грозит гибель, от засухи или ещё какой напасти, то отчаяние может заставить общину пойти на страшные поступки.
Когда-то он и сам во многом участвовал. А потом случилось по молодости служить у князя, там и крестился, и принял новую веру. В этой вере и прожил большую часть сознательной жизни. А постарев, вернулся в свою родную землю в сане священника, с женой и сыном-отроком.
Община встретили Прокопия настороженно, но не враждебно. Живи,
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
