хулиганить? Теперь мы только боремся за свои права Я, например, боролась за свои права с Ольгой Васильевной Рябцевой. Ольга Васильевна вам про меня ничего не говорила? Она тоже мой главный враг. И это за то. что я боролась за свое право ставить галоши сейчас же слева от входной двери. А она считала, что это ее право — ставить галоши слева. И, главное, какая ехида — утром встанет и аккуратно так своими руками перенесет все мои галоши слева направо. А свои — справа налево. Ну, я, конечно, увижу и ногою как наподдам, так ее галоши и полетят обратно направо!..
А потом я, знаете, стала бороться за свое право слушать радио. Я радио включила, а сама уехала на дачу. И моя радиоточка два месяца разговаривала без перерыва. Я когда приехала с дачи, то слышу, радио даже само охрипло. И Ольга Васильевна тоже как-то охрипла или ослабела..
А я стала бороться за свои права уже не одна, а вместе с юристом. Может, знаете, есть такой юрист товарищ Копытов? Между прочим, он меня тоже ненавидит изо всех своих юридических сил A я к нему пришла по-хорошему. Спрашиваю юридический совет; как этой Ольге Васильевне перебить посуду и не попасть в нарсуд? Он говорит:
— Не знаю!
Я говорю:
— Как же так? Вы отказываете в юридической помощи населению…
Он говорит:
— Я в таких делах не помощник! И не советую вам бить чужую посуду.
Я говорю:
— Вот спасибо! Когда я уже все разбила, он меня отговаривает.
Я говорю:
— Куда я на вас могу пожаловаться?
И я прямо пошла к районному прокурору товарищу Соколову, тем более, товарищ Соколов тогда еще не был моим врагом Я к нему ходила на прием каждый день, а то и по два раза на день. Я ему одних заявлений на соседей принесла восемнадцать штук. Плюс еще справки разные… А потом прихожу, мне секретарша говорит, что прокурора нет.
Я говорю:
— Как нет, когда приемный день, народу полно и вот эта гражданка уже успела соврать, что она пришла раньше меня. А когда я пришла, её здесь давным-давно не было.
А секретарша говорит:
— Вас прокурор больше принимать не будет.
— Ах, гак?! — говорю — Хорошо! Найдем управу и на вашего прокурора!
И я направляюсь в бюро жалоб. Я уже давно прочитала в газете, что есть бюро жалоб Министерства путей сообщения где-то там на Разгуляе. Я — прямо туда.
Вы заведующего этим бюро знаете — товарища Стороженко? Тоже, зияете, поклялся человек сжить меня со свету. Вообще, знаете, он такой узкий потомственный бюрократ. Он мне говорит:
— Мы принимаем жалобы только железнодорожные. Мы при Министерстве путей сообщения. Если вас обидели на вокзале, в дороге, при сдаче багажа.
Я говорю:
— А у меня жалоба на юриста. Что же, мне теперь надо юриста заманить на вокзал, чтобы он там на меня плюнул?
Ну, я его отчитала как следует, а сама пошла в газету. Может, знаете, такая есть газета, называется «За пищевую индустрию»? Там есть такой склочник — секретарь редакции товарищ Косачевский. Я его попросила написать в газете по правде, как все у меня вышло. И тоже начинаются формальные отговорки: дескать, наша газета занимается вопросами пищевыми, а у вас, говорит, обыкновенная склока…
— Во-первых, — я говорю, — у меня склока не обыкновенная. И потом, я из-за всех этих дел лишилась аппетита, совершенна никакой пищи принимать не могу. Дело, выходит, уже пищевое. Могу вам доставить медицинскую справку.
И я сейчас же направилась к нашему районному санитарному врачу. Может, знаете, есть такая женщина-врач товарищ Гусева? Она хоть и врач, а дрянь. Она мне говорит:
— Единственное, что я могу сделать, — это дать вам справку, что вы вроде псих.
Я сперва обиделась, а потом решила: с паршивой собаки хоть шерсти клок. Пускай дает справку, что я псих, тем более, что я тут успела поссориться с новой жиличкой, которая на месте Ольги Васильевны, потому что Ольга Васильевна почему-то вдруг обменяла комнату. И как-то так вышло, что эту новую жиличку я чуть-чуть толкнула, а она сама уже отбежала на восемь шагов, быстро-быстро прилегла на пол, нарочно стукнула головой об отопление и стала кричать, что будто бы это я ее «приложила» об отопление. Это, конечно, неправда, но так ей и надо.
Хорошо. Я и говорю этой Гусевой, врачихе:
— Ладно, давайте вашу справку, что я псих-перепсих.
И можете себе представить: Гусева справки не дает. Она говорит:
— Я передумала. Никакая вы не психическая, а просто склочница.
И вот теперь я все думаю, куда мне пойти жаловался на эту врачиху?..
Если опять в бюро жалоб сходить при Министерстве путей сообщения?.. Или, говорят, еще такое же бюро есть при Министерстве сельского хозяйства. Но там, говорят, на врачей принимают жалобы только на ветеринарных. Ничего, я пойду туда. Я скажу: хотя она меня лечит, но она конечно, ветеринарная. И ей самой надо делать прививки от бешенства.
А почему? Потому что мне эта справка, что я псих, очень нужна, поскольку районный прокурор Соколов на меня подал в суд за мои восемнадцать заявлений. И если я не докажу на суде, что я за себя не отвечаю, мне придется здорово отвечать. Потому что я уже заходила к судье Гавриловой, и она уже стала мне врагом и не хочет понимать, что никакая я не склочница, а только борюсь за мои права.
Боролась, борюсь и буду бороться, пока они меня не засудят. А если из вас кто-нибудь мне не верит, вы только скажите, я и с вами начну бороться.
НАГЛЯДНО
Товарищ Никишин, руководитель некоего хозяйственного объединении средней руки вошел в приемную начальника своего главка в 11 часов 08 минут. Никишин повертел в руках и еще раз прочитал бумагу, которою он получит накануне. Как принято писать, «сим» он приглашался к начальнику главка в 11 часов 15 минут. Зачем — это было неизвестно. Нельзя скрывать, что товарищ Никишин волновался. О новом начальнике ходили слухи что его назначили «подтянуть», «поднять на высоту» и т. д. Присовокупляли, разумеется, и насчет новой метлы которая… и т. д. Словом, тревожиться у Никишина были основания…
Осмотревшись, наш герой обнаружил, что в приемной никого нет А дверь в кабинет начальника приоткрыта, и лаже видно, что владелец кабинета сидит за столом и читает толстенную ведомость… Никишин
