расположение роты.
– У него капельница, – напомнил Васильев.
– Капитан, ты же сам сказал, что у него все в порядке. Незачем здоровых бугаев в санчасти держать.
– Майор, – неожиданно спокойно сказал военврач, вставая, – у себя в роте командуй, а здесь я начальник, к тому же, как ты его по солнышку тащить собираешься?
Майор слегка смутился, а Васильев невозмутимо продолжал:
– Так что, выпишу, как обещал, завтра вечером. Ему еще двадцать флаконов осталось. К завтрашнему утру как раз управимся.
– Какие же вы врачи, консерваторы! – буркнул майор.
– Слушай Петро, – устало сказал военврач, – я вымотался, время неурочное, твои все дрыхнут, если тебе так уж неймется, займись делом – прочти краткую лекцию, а то солдат, похоже, так ничего и не понял. Только коротко, он скоро опять заснет.
С этими словами Васильев ушел. Майор медленно прошелся по палате, зачем-то потрогал штору, и, только после этого, взял стоявший у стола табурет и сел рядом со мной.
– Жили-были дед и баба, – внезапно начал он.
– И была у них курочка Ряба, – не удержался я.
– За знание классики хвалю, – задумчиво отозвался майор, – а за то, что перебиваешь старших по званию, в следующий раз схлопочешь по шее. Не было у них курочки, а был внук – Иван-дурак. И везуха у этого Ивана, была, скажем, хуже не куда. Мало того, что урод, так еще и без родителей остался.
На «урода», я решил обидеться в следующий раз, уж очень хотелось дослушать сказку. Тем более что, похоже, она меня непосредственно касалась. А майор тем временем продолжал:
– И захотелось нашему Ване Родине послужить, ратному делу поучиться. И понесло его в военкомат. И служить бы ему в нестроевой части, из которой комиссовался бы он через пару месяцев, но попался он на глаза майору Ермоленко, которому шибко понравился, а тот взял, да и утащил его в свою часть. И опять, все бы хорошо, да вот только ошибся майор Ермоленко, и пришлось ему отдать своего протеже капитану Ткаченко. Он, конечно, мужик хороший, но личный состав не бережет – разбрасывается сильно. И опять, все бы ничего, да вот снайпер Ване отличный попался на первом же задании. И подстрелили нашего голубка как куропатку. Причем, качественно подстрелили. И пришлось майору исправлять свою ошибку, хотя разрешения на это он не имел. – Тут он перешел на нормальный язык, – Вот и вкатил я тебе в вену два кубика своей крови. Считай, что подхватил ты от меня очень интересную инфекцию. Что из себя представляет эта кровь, пока тебе знать незачем, главное в том, что она изменяет твой организм, при этом, почти моментально, восстанавливает любое механическое повреждение. Если, конечно, тебя по частям не разбросало на минном поле. И силы у тебя прибавилось, и выносливости, мелочи всякие вроде ночного зрения, отличного слуха и тому подобного, упоминать не буду. Так что, все хорошо, да только один изъян у нас есть. Солнышко мы не очень любим, а самое главное, для нормальной жизнедеятельности кровь нам нужна, хотя бы раз в месяц. И имя нам одно – вампиры. Только это не то, что в сказках рассказывают. В общем, переваривай информацию, а я в роту пошел, – и, уже открывая дверь, он добавил, – да, когда мы одни или среди своих, можешь называть меня учителем. Отдыхай, ученик.
Дверь закрылась. Я безучастно смотрел на нее. В голове был вакуум, казалось, что череп вот-вот схлопнется. Но где-то была маленькая дырочка, через которую пустота наполнялась даже не знанием, а каким-то глубоким пониманием. Это понимание должно было вызвать бурю эмоций, но я оставался спокоен. Не было даже малой толики сомнений. Вчерашний страх и недоверие исчезли. Все очень просто, все, так как и должно быть. Удивляло только одно – почему именно я, почему именно сейчас. Но и это удивление сильно не волновало меня. Я внезапно сообразил, что понял и принял свершившееся, еще сутки назад, но боялся признаться в этом даже себе. Полностью осознав это, я, наконец, снова уснул…
…Солнце вышло из-за ели,
И вампиры обалдели…
Такой жизнерадостной песенкой разбудил меня поздно ночью военврач.
– Как мы себя чувствуем? – добавил он, увидев, что я открыл глаза.
– Спасибо, хреново! – слова сорвались с губ раньше, чем я успел сообразить, что говорю.
– Что, серьезно? – сразу насторожился врач.
– Нет, шучу, – смутился я.
– Шутить будешь в роте, – буркнул капитан, вытаскивая из вены иглу.
Я ожидал боли, но было просто неприятно.
– Да сколько же можно? – не удержался я, прижимая к ранке кусочек ватки.
– Сколько нужно, столько и можно! – отрезал врач.
– Товарищ капитан медицинской службы…
Брови капитана приподнялись. Он с интересом смотрел на меня, ожидая продолжения. А я, вдруг, растерялся, но все же рискнул:
– Разрешите задать вопрос.
– Задавайте, товарищ гвардии рядовой, первой роты, отдельного разведывательного батальона ВДВ, – передразнил меня капитан.
– А я… это… точно… ну, то, что сказал товарищ майор, правда?
– Было бы не точно, сейчас летел бы домой в «цинке». Еще вопросы есть?
– Никак нет!
– В таком случае, разрешаю еще поспать.
Он вышел, а я, действительно, опять заснул…
…Проснулся я от голода. Нормального, здорового человеческого аппетита. Я задумался. В госпитале была столовая, но я не знал, где она находится, к тому же, проклятый катеттер, все еще был на месте и мешал встать. Так как делать все равно было нечего, я еще раз полюбовался местом, куда попала пуля, потом, осмотрел руку, в которой столько дней торчала игла. Синяка, как и дырочки от укола на сгибе не было.
– Хорош, собой любоваться! – капитан Васильев двигался так бесшумно и быстро, что я не только не услышал, как он подошел к палате, но даже не заметил, когда открылась дверь.
Пока я хлопал глазами, он уже небрежно откинул одеяло и извлек катеттер. Впрочем, это было проделано так лихо, что я не успел даже испугаться.
– Ну, вот
