с совсем хриплым голосом и сильно закашлял (я почему-то никогда не замечал как он до этого кашлял, я не замечал его болезненный вид, не замечал его плохого самочувствия, или просто не хотел замечать), откашлявшись он продолжал:
– Я не хотел, чтобы ты меня застал в таком виде, но знал, что ты придешь. Мне осталось жить недолго, дня три от силы; я это чувствую. И, стало быть, я не доживу до конкурса и не исполню свою мечту.
– Доживешь, – перебил я, плача, – обязательно доживешь!
– И отчего же ты такая плакса (он улыбнулся)? И ты ведь и сам знаешь, что не доживу, и я всегда это знал. Знал, но продолжать желать. Да, человек чрезмерно странное существо. Оно питает надежды до самого последнего момента, хоть и понимая, что шансов нет.
– Шансы есть, опять перебил я, – шансы всегда есть!
– Не обманывай себя и перестань обманывать и меня. Это ты вселил в меня надежды, и поэтому, наверно, и обязан мне. Хотя кого я обманываю? Никого ты мне не обязан и никогда не был, а все делал лишь из чистой любви и доброты душевной. И, полагаясь на твою доброту и веря в тебя, я хочу кое о чем тебя попросить. Исполни мою главнейшую мечту, прошу тебя! Исполни все то, о чем я так мечтал, ославь меня! Выступи на конкурсе за меня. Да, я не доживу до этого момента, не доживу. Но я буду счастлив! Ведь жизнь на самом деле бесконечна. Я умру, но только с биологической точки зрения. Надо мною будет прорастать трава, мое тело покроется бактериями. Умирая, мы лишь перенаправляем свой источник жизни в другой, и этот цикл бесконечен. Я всегда буду жить и долго еще проживу и в твоем сердце, ведь ты такой добрый!
– Я не верю, не верю, – проговаривал я, рыдая. – Ты… ты… ты ведь еще… многое можешь! Сыграй-ка мне на фортепиано прямо сейчас!
– Я не могу ходить, – сказал он, сказал он… он, досадливо улыбаясь, – совсем сил нет.
– Так я тебя донесу! Так всегда и буду носить, не проблема.
Я его схватил и понес на руках к Роялю. Он был так легок! Он смеялся, но уже истерически. Я его усадил, а сам сел за стул немного поодаль. Он заиграл какую-то свою веселую мелодию, но с чрезмерной грустью. Нижние звуки он всячески выводил на первый план, а основную мелодию заглушал. Не знаю с чем это сравнить, это как какой-то маскарад: снаружи одно, внутри другое. Конец был наполнен еще большей болью. Характер сильно изменился: высокого звука теперь вообще не было. Играл их как… как человек с больной душою, как человек, который лишился всего на свете. В конце это дошло до крайности, что я не выдержал.
– Остановись! – лепетал я, рыдая. – Прошу тебя, остановись, а не то я сейчас убью себя.
Он остановился, понурил голову, закрыл лицо руками и горько заплакал.
– Я боюсь, – бормотал он, плача, – я боюсь смерти. Я… я не хочу умирать. За что же мне такая жизнь! Бог, я ведь всегда в тебя верил, всегда. По… почему ты так издеваешься надо мною? В чем я провинился?
Я вскочил со стула и… побежал к нему, спотыкаясь. Я упал на колени и начал обнимать его.
– Ты не в чем не виноват, – повторял я, – не плач, прошу, не плач. Ты всего лишь хотел жить, как и все нормальные люди. А бог отнял у тебя эту возможность! Я… я его ненавижу, чтобы он жил в таких муках, в которых жил ты. Ненавижу! Не плач, пожалуйста, не плач. Этот мир не заслуживает твоих слез. Не плач!
Я постоянно твердил это «не плач».
– Я уже давно не плачу, и ты не плач, – сказал он. – Ты плачешь совсем как ребенок, ха-ха. А знаешь как я счастлив, что ты плачешь? Ведь я говорю: «не плач», а сам счастлив, что ты плачешь так только из-за меня. Ведь ты же исполнил мои мечты, а сам этого не замечаешь. Потому что любишь. Я счастлив, что меня хоть кто-то любит, особенно такое человек как ты! Ведь я так сильно стал боятся умирать только из-за тебя. Ты меня заставил мерить в жизнь, ты меня заставил жить. Я не хочу с тобой прощаться, я не хочу покидать тебя. Но время мое подошло к концу. Ах, время! Почему же мне предоставлено его так мало, но как я хочу жить дальше! У меня еще столько незавершенных дел, которые я бы желал закончить, но… уже поздно. Знай: я люблю тебя больше все на свете и буду любить. Но не сокрушайся так из-за моей смерти, просто забудь меня. Я ведь знаю, что все будет наоборот. Ну тогда просто помни: я никогда не умру, я всегда буду счастлив, я навсегда останусь твоим другом, останусь и в твоем сердце. Всегда помни об этом. Хотя мне кажется, что из-за моих слов тебе еще хуже. И чего ты распинал ноты по комнате? Я же над ними старался.
– Прости меня, – сказал я, икая.
– У тебя большие синяки под глазами, перестань постоянно плакать и спи больше.
– Обязательно, сделаю как ты говоришь, – произнес я, шмыгая носом и продолжая плакать.
– Да, и еще, за все то хорошее, что ты для меня сделал, за все те счастливые часы, за все-все-все огромное спасибо!
– И… и-и… тебе спасибо, – сказал я и снова зарыдал.
Так просидели мы очень долго, но после, он мне сказал, что устал и попросил меня не ночевать у него, и пойти домой, я послушался. Вернувшись домой, я лег и сразу же отключился. Мне снилась лишь темнота вокруг меня. Я валялся до вечера следующего дня.
IX Надежда
Как только я проснулся, ничего не сделавши, я побежал к Федору. Во время пути я смутно что-то предчувствовал.
«Еще не умер, не умер, не мог умереть» – думал я. Я рассматривал парк. Смотрел на место где мы впервые встретились, смотрел на усаженную деревьями с трех сторон скамейку, на которой мы часто сидели. Смотрел на живописный пруд, в который я умудрился упасть, вспоминал как он тогда при этом смеялся надо мной, а потом с ужасом понял, что я не умею плавать и бросился ко мне (прям как ты, только с моста прыгал). Я бежал и смеялся, хотел плакать.
Я вбежал в дом, поднялся на 4 этаж, судорожно вынул ключ и отворил дверь.
– Федя, Федя, ты где? – выкрикнул я, но ответа
