все зауважали на острове?
Я почесал в затылке. Было дело, как-то ляпнул Славке по пьяной лавочке, как меня задолбали косые взгляды и шепотки за спиной. Дескать, чой-то я, приличный человек (ну почти), должен отвечать за грехи родителей? Сам я отсидел по малолетке, конечно, но выйдя, точно для себя решил, что обратно не хочу, и крепко взялся за ум. Начал гонять тачки из Японии — у Славки там были подвязки. Получалось нормально. К двадцати открыл первую СТОшку… И по всему ж выходило, что я стал приличным бизнесменом, радуйтесь, земляки, но какой там? На мне же с рождения поставили крест. А что? Семейка у меня была еще та. Дед тридцать лет по лагерям, отец не лучше. Да и с матерью не повезло. Бухала крепко… В общем, нормальное такое детство. Не у меня одного такое. Вот и ждал народ, когда уж я скачусь по наклонной, как обычно в таких случаях и бывало. А поскольку городок у нас маленький, кроме меня да моих делишек и говорить особенно было не о чем. Все время ведь на виду. Чуть какой шухер в городе — менты ко мне едут. Жизни мне не давали, суки. В СТОшки участковый вообще как на работу ходил — думал, мы там краденые тачки разбираем на запчасти. И пусть это ни разу не подтвердилось — мы были всегда под подозрением. Бесило — мама не горюй. Вот тогда Славка и выдал:
— Надо тебе, Верх, имидж менять.
— А?
— Имидж. Ты в курсе, что это такое?
— Допустим.
— Ну вот. А для этого что?
— Что?
— Добрые дела надо делать.
— Предлагаешь заняться благотворительностью?
Именно это Славка и предлагал. Следующие пару недель мы обмозговывали, что да как. Деньги-то мы поднимали уже хорошие, но это по меркам двух пацанов, выросших в неблагополучных семьях, никаких сверхприбылей. К тому же тогда еще не было никаких фондов, да и кто бы узнал о том, какие мы молодцы, перечисли я деньги в фонд? Так что пришлось искать другие варианты. Более наглядные, так сказать, для народа. И тут этот балетный кружок подвернулся…
— Ну и какой смысл?
— А такой! У детишек родители имеются. Да они за помощь малым тебя на руках носить будут, а там сарафанное радио подключится. Ну и… — Славка с намеком повел бровью.
— А че им надо-то?
— Откуда мне знать? Поговори с теткой, которая всем там заправляет.
Оказалось, надо было не так уж и много. Помещение под балетную студию Романова уже выбила в муниципалитете. От нас нужны были деньги на ремонт, ну и материальная помощь, когда мелких начнут выдвигать на конкурсы.
Глава 3.2
И вот стоял я, значит, перед школой, где специально для меня (ёлы палы!) организовали аж целый концерт. И честно, до последнего хотел слиться. Стремно было — капец. Может быть, и ушел бы, если бы Романова не перехватила нас со Славиком на пороге. А потом уж че? Деваться некуда. Сидел, чувствуя себя придурком последним, и не знал, что мне с этим делать — плакать или смеяться, а потому делал вид, что мне жуть как интересно. Детишки старались, пыхтели, прыгали, гнулись во все стороны, как я понял, это был целый спектакль. Первый в моей жизни, ага. Что это все имеет какой-то смысл, до меня дошло, когда на сцену вынесли корону из фольги и водрузили пацану на голову.
— Это че? — шепнул Славка.
— Похоже, его коронуют.
— И не западло им не сидевшего короновать? — озадачился друг. В этом месте я чуть было не заржал. Что с нас было взять? Считай, сами дети, хотя рано повзрослевшие, и даже уже чего-то добившиеся в этой жизни. Но тут меня окликнула Романова:
— Это Есения. Очень-очень талантливая девочка. Если не упустит свой шанс, будет прима-балериной вспоминать вас добрым словом в интервью.
Я пригляделся. Девчонка — мельче других, но дерзкая такая. Уже в пять гребаных лет вся из себя, ага… И ведь это было не нарочито, не спецом вовсе. Просто так бывает. Этого не воспитать, с этим женщина может только родиться. Глядел на нее, и улыбаться хотелось. Смешная такая мелюзга. Но как по-царски держалась! Уже тогда было видно, что вырастет она мужикам на погибель. Я только не догадывался, что меня это тоже коснется. Она была просто ребенком, о котором я вспоминал, лишь когда нас приглашали на ежегодные отчетные концерты. Бабла-то я на обустройство студии не пожалел. И это, кстати, правда что-то изменило в отношении ко мне со стороны местной публики. Я и сам не понял, в какой момент наши аборигены потянулись ко мне со всеми своими проблемами. Опомнился лет через десять, когда на мне весь край уже висел… И почему-то мне это было не в западло. Потому как денег зарабатывал уже запредельно много. Надо же было их куда-то девать. Да с пользой, а не на загулы и девок. Ну, и приятно было, чего скрывать — ездить по дорогам, которые сам построил, обходить предприятия, где организовал тысячи рабочих мест, объезжать заповедники, где не без моей помощи с успехом спасали краснокнижные виды… Меня уважали. И я сам себя уважал. До поры до времени.
А потом в крае (опять же не без моей помощи) построили театр — филиал столичного. И были гастроли. Дана Родионовна, с которой я все это время поддерживал отношения, прислала мне пригласительные.
— Это Сенечка организовала. Помните? Вы ей место в академии балета оплатили.
— Беленькая такая? Крутит эти, как его…
— Фуэте, — закатила глаза Романова. — Да, она. Ее же в театр пригласили.
— Прима-балериной?
— Ну что вы, Артур Станиславович! — Ага, я как подниматься начал, так меня сразу по имени-отчеству стали звать. Солидно. — Сразу после академии — дай бог, в кордебалет возьмут. Правда, Сенечке сразу выделили педагога — это дорогого стоит. А теперь она уже только сольные партии танцует. Даже в двойки не ставят.
Половину из сказанного я, конечно, не понял. Но гордость в голосе Романовой уловил. Значит, все у черноглазой девчонки складывалось как надо. Мои семена и тут давали всходы. Хорошо.
— Так вы пойдете, Артур Станиславович? Такое мероприятие!
— Только если вы составите мне компанию.
— Да это — всегда пожалуйста!
К тому моменту я уже имел самолет. На нем и летели. Работая с документами, я то и дело ловил на себе заинтересованные взгляды Даночки. В конце концов, не выдержал:
— Что?
— Да ничего, Артур Станиславович. Люблю, знаете, когда мои ожидания оправдываются.
