его матери на станцию Еловая где-то часах в 5–6 от Красногорска. Причем наш отъезд, как я теперь понимаю, не афишировался.
Я вернулась домой через десять дней, но его не было. Совсем, нигде. Гендиректор по телефону ничего мне не сказал, не знаю— не хотел или не мог. Я поехала в их представительство — результат нулевой. Еле-еле удалось выяснить, что муж уехал в командировку. Но до места назначения не прибыл. При этом, при нем был очень ценный груз. Служба безопасности его ищет. Известно, что вместо Москвы он вылетел в Красногорск и все. Точка. Пустота.
Я позвонила отцу, выяснить ситуацию, но ни один из его телефонов не отвечал — ни домашний, ни служебный. Не отвечал уже вторую неделю. Я осталась одна — женщина, которую мои мужчины ограждали от всего — оказалась брошена одна. Я не знала даже — живы ли они.
С тех пор мои дни и ночи слились в один горячечный, не останавливающийся фильм ужасов. Первая мысль — забрать сына. Я лечу в Красногорск, но по дороге везде — в порту, в самолете, в буфете — натыкаюсь взглядом на высокого мрачного мужчину в сером пальто, в возрасте, седого, с серыми холодными глазами, он как будто специально попадается мне на каждом шагу, и твердо встречает мой взгляд, когда встречает мой взгляд. Сперва я думаю паранойя, но на второй день сомнения пропадают — я вижу его в гостинице, на вокзале, в поезде.
Все мои познания о слежке, ограничиваются парой советских и зарубежных детективов. Однако, я не стала брать билет в купе, боясь оказаться один на один с преследователем. В плацкарте разномастная толпа, и возможно, я смогу затеряться. Так и вышло, в вагоне мой «серый» преследователь не появился.
В вагоне я бездумно наблюдаю за молодой мамашкой лет около тридцати, с ребенком, по возрасту близким к моему Кирюхе. Явно не богатая, скромно одетая, немного полноватая, волосы темные, убраны в хвост, глаза светлые, почти голубые, лицо умное, и полностью поглощена ребенком. Но ее вид, теплый свет, который просто лучится из глаз, делает ее по настоящему красивой, и какой-то умиротворенной. Невольно зависть к этому тихому счастью, стабильности, довольству тем, что есть, без больших денег, без этих высоких должностей и условностей, что навязывались мне сперва отцом, а потом мужем, затопила мне душу.
Молодая женщина осторожна, не сразу идет на контакт. Понемногу удалось ее разговорить, обычная тетка из народа, но то, как она произносит имена своих мужчин — Гошик, Тошик- заставляет мое сердце сжиматься от тоски. Назову ли я своего Игоря по имени? Как там мой Кир?
Среди ночи, тревога достигла предела, сердце тянуло тоской, я вышла на перрон на какой-то маленькой станции. Достала сигареты, отвернулась от ветра, чтобы прикурить, и увидела группу мужчин, в кожаных куртках, идущих развязно, враскачку вдоль поезда, они разделились, и начали заходить в вагоны. Тревога уже не звенела, а просто выла сиреной в душе. Боясь привлечь внимание, я встала в очередь к киоску, торгующему сникерсами, дошираками и сигаретами. Затем сместилась вбок, и медленно шагнула в тень за павильон. Там на ящиках сидели три бомжа, распивающие что-то на картонном ящике. Мое появление осталось без внимания. Там я простояла минут 20, поезд ушел, подошла электричка, следующая дальше, чем мне было нужно. Народу в ней было мало, и сняв шарф, и повязав его на голову для маскировки, я зашла. В вагоне было холодно, около нуля, потолочное освещение не работало, что позволило мне скрыться в темном углу. За полчаса пути я замерзла, и вышла на перрон, съежившись от холода как бабка. Наверное, мне повезло в этом, потому что первый кого я увидела — мой серый преследователь. И он не узнал меня в скрюченной фигуре!
Боже ж мой, что натворил Игорь если его ищет не только служба безопасности, но и явно какие-то бандиты?
В частный сектор к свекрови я ехала на трех такси, называя вымышленные адреса. Ведь в каждом городе есть улицы Ленина, Советская, Мира.
Перед рассветом я постучалась в окно со двора, на освещенное крыльцо боялась выходить. Я же не разведчик, я не знаю, как быть, но страх диктовал свои условия.
Марья Федотовна была дома, удивилась увидев меня. Открыла окно и спросила громко,
— Ты чего здесь? Чего в дверь не идешь?
— Тсс, посмотрите, на улице нет чужих? Свет не включайте, откройте потихоньку, — я надеялась зайти незамеченной.
Возле дома никого не было. Я зашла и мы, не зажигая свет, ушли в другую комнату.
Я быстро, телеграфным текстом рассказала, что Игорь пропал. Свекровь та к же быстро и отрывисто рассказала, то что произошло после моего отъезда.
Оказалось, через день после того, как я оставила Кирюху, Игорь был у матери, всего пару дней, ничего не рассказывал, молчал и курил. Вещей почти не было. Уехал на машине с какими-то людьми, ничего не передавал.
Как сказать пожилой больной женщине, что ее сын пропал с какими-то ценностями? Что уже пять дней его ищут по всей стране? Что в Москву он не прилетел?
Боясь выходить из дома, я просидела в Еланской дней десять. Телефон поставила возле дивана, и все время звонила отцу и ждала звонка. Но тишина нарушалась только таканьем часов — старинных ходиков, да моим дыханием, изредка — Кирюхиным плачем. Этот звук «тик-так» который звучал ржаво, больше похоже на «чак-чак» отсчитывал последние мгновения моей жизни, как мне казалось. Если бы ответил отец — я бы могла улететь к нему. Я боялась прилететь и узнать, что его нет в живых. Наверное Игорь или кто-то более решительный не стал сидеть опустив руки — но я, не приспособленная к жизни избалованная девочка — в душе ждала, что кото-то придет и решит мои проблемы. И все станет как прежде.
В этот день свекровь, придя из магазина, разбирала покупки и ворчала, что обнаглели эти бандиты, чуть не во двор заехали на своем джипе. Занимаясь ребенком, я не сразу поняла, о чем она.
Когда понимание, по чью душу это команда, прокатилось мурашками по спине, я выглянула из-за тюлевой занавески в окно. Возле массивного черного джипа курил мой преследователь, «серый демон».
