в любви. Солнце решило испытать Месяц: сняло ожерелье и рассыпало звезды по небу. «Когда соберешь все до единой, тогда я стану твоей женой». «Но днем их совсем не видно», — сказал Месяц. «Ты увидишь их вечером и ночью». И до сих пор каждый вечер выходит Месяц собирать звезды. Всю ночь собирает, но безуспешно.
— Интересная история, — сказал Сапар.
— Но Солнце тоже полюбило Месяц. А тот больше и не приходил к Солнцу — старался исполнить желание своей возлюбленной… Грустная история, правда?
— Жалко Месяца, — сказал Сапар.
— И Солнце тоже, — улыбнулась Насин. — Тебе пора?
Сапар взял Насин за руки и притянул к себе. Она доверчиво прижалась к его груди.
Бурул, похоже, не услышала, как они вернулись, как на цыпочках прошли в комнату, плотно закрыли за собой дверь. Все было так же, как и той августовской ночью.
Только уже не было того стеснения, и Насин не выключила торшер, и Сапар любовался ее телом.
Вращалась земля, приближая утро. На рассвете двое попрощались и разошлись в разные стороны.
«А она, кажется, серьезно», — подумал Сапар по дороге домой. Он чувствовал себя совершенно опустошенным.
Сапар проснулся поздно. В доме было холодно. После выпитого и выкуренного вчера во рту стояла горечь, нестерпимо болела, голова. Хотелось пить. Сапар вышел в переднюю и увидел мать. Она собиралась затопить печь.
— Проснулся, — испытующе посмотрела на него она. — Разве можно столько пить? И где тебя носит?
Сапар промолчал. Зачерпнул из ведра полный ковш воды, жадно выпил. Вернувшись в комнату, снова лёг в постель. Следом вошла мать и протянула телеграмму.
— Вчера принесли.
Вчитываясь в телеграмму, Сапар чувствовал, как растет в нем тревога. Да, сегодня все решится. Он должен сказать ей о том, что решил жениться на другой. Так говорит ему мать. Если у человека нет продолжения, зачем жить ему тогда, — так говорит мать. Разве не права она? Но как сказать об этом Айганыш?
Сапар попытался представить, как отреагирует на его слова Айганыш: станет удерживать его, упрашивать, умолять оставить все как было? И не смог представить. Еще раз глянул в телеграмму и тяжело вздохнул.
— Плохие вести, сынок? — с участием спросила мать, глядя на изменившееся лицо сына.
— Айганыш прилетает. Сегодня.
Мать ничего не сказала. Она поправила на голове платок и вышла из комнаты, давая понять, что решение, принятое ею накануне, достаточно твердое, и сегодня она выскажет невестке свою думу', давно не дающую покоя старой женщине.
IV
…Сойдя по трапу самолета, Айганыш заспешила к толне встречающих, издали стремясь разглядеть лицо мужа. Она была уверена, что Сапар встретит ее. Он, конечно же, где-то здесь. Надо только разглядеть его в толпе встречающих, только бы не разминуться.
Она скучала по мужу. В последние дни поездки желание увидеть Сапара стало особенно сильным.
Вокзал аэропорта почти опустел. Сапара не было. Чтобы заглушить беспокойство, Айганыш убедила себя, что у Сапара или неотложные дела в редакции, или он вообще в командировке.
Взяв чемодан, она прошла на стоянку такси. Снег надал редкими, невесомыми хлопьями. Вечерело, и мороз ощущался все явственнее. Сев в машину, потирая озябшие руки, назвала адрес.
— Теперь все мерзнут, — сочувственно сказал шофер.
Айганыш не ответила, и до самого дома они ехали молча.
Дома было тепло. Айганыш повеселела.
Свекровь сидела в комнате, в углу. Когда вошла Айганыш, она только чуть повернула к ней лицо и сдержанно поздоровалась, хотя обычно быстро шла навстречу невестке, брала пиалу с водой и кружила ее над головой Айганыш, совершая обряд предков, выражающий радость от благополучного возвращения издалека. Сегодня она будто забыла этот обряд.
Айганыш насторожилась.
— Случилось что-нибудь, апа? А Сапар где?
— На работе, где же еще, — буркнула свекровь.
— А как вы себя чувствуете? У вас вид такой…
— Болезни не мучают пока мое тело… но…
— Что «но», апа? У Сапара какие-нибудь неприятности на работе?
— Ничего не случилось. Раздевайся, светик мой. Озябла, наверное, — она вздохнула, поднялась, поцеловала Айганыш в лоб, снова вздохнула. — Ни на что я не жалуюсь, ни на что не сетую. Солнышко мое, ай, надежда моя! — и только теперь взяла пиалу, покружила, пробормотала пожелания благополучия семье, сыну, выплеснула воду за дверь и перевернула пиалу у порога. — Хорошо доехала?
Айганыш немного успокоилась и, чтобы окончательно избавиться от ощущения неясной тревоги, стала рассказывать о том, как танцевала в Рижском театре, что публика принимала на бис, а в газетах даже портреты ее печатали. В общем, поездка оказалась успешной. Она не замечала, что свекровь, занятая своими мыслями, почти не слушала ее. Открыв чемодан, Айганыш стала доставать привезенные подарки.
— Сапару купила рубашку, — показала она покупку, приложив к плечам, — у нас таких не найдешь. И к ней галстук. На лето туфли вот эти взяла… А это купила для вас, — Айганыш подошла к свекрови. — Бархат. Пять метров. И на чепкен[7] хватит и на кемсел[8]. — Она накинула отрез на плечи свекрови, обняла ее, прижалась щекой к ее щеке. — Апакебай[9], отдам шить хорошему мастеру, потом поведу вас в театр и сосватаю за молодого джигита! — Айганыш рассмеялась.
А свекрови не до шуток было. Она-то знала, какой предстоит разговор. И сейчас, глядя на радостную от того, что привезла подарки, Айганыш, сердце ее сжималось, на глаза наворачивались слезы. Добрая, веселая и ласковая Айганыш нравилась ей. И тем больнее будет предстоящий разговор. «Где еще встретить такую благодарную душу? У нее характер под стать внешности. И разве виновата она, что бог не дает ей ребенка… Драгоценная моя невестушка. Как мне жаль тебя! Просто ты под несчастной звездой родилась».
— А это нам всем, — к чаю, — Айганыш высыпала на стол конфеты.
В этот момент распахнулась дверь, и вместе с клубами морозного пара вошел Сапар. Он остановился в прихожей, облокотившись о косяк двери, мутно глядя на жену.
— Сапар! — обрадовалась Айганыш, бросилась ему навстречу.
— Уйди!.. Вон с моих глаз!.. — он оттолкнул жену и, не разуваясь, нетвердым шагом прошел к дивану, тяжело сел.
— Сынок, что с тобой? — испуганно спросила мать.
— Что со мной? Ничего! Я пьяный. И хочу спать, — с трудом пробормотал Сапар, засыпая.
Айганыш склонилась над мужем, чтобы раздеть. Приподняла голову и почувствовала терпкий запах незнакомых духов. Больно закусила губу.
— Не расстраивайся, дитя мое, — сказала свекровь. — Видимо, он чем-то обижен.
— А я-то причем тут? — с обидой в голосе отозвалась Айганыш.
Свекровь отошла в сторону. Буркнула:
— Причем, причем… Что ему остается делать, если одиночество мучает?.. Если детского голосочка не слышит…
Айганыш замерла. Словно
