новое, переработанное и улучшенное снадобье, — со смехом возразил Гэндальф, — о своем прошлом неудавшемся опыте он меня честно предупредил. Хотя, откровенно говоря, я и вовсе не ждал никакой награды от орка... Мне казалось, что уруки обычно вообще чужды и благодарности, и признательности.
Саруман покачал головой.
— Ты ошибаешься, Гэндальф. Орки не забывают зла, это верно… но и добра они не забывают тоже. Просто поводы для проявления благодарности у них случаются не так часто… И потом, я склонен полагать, что Гэдж все же не чистокровный.
— Наполовину человек?
— Скорее — на четверть. Вероятно, мать его была полуоркой… Хотя кто теперь, спустя пятнадцать лет, будет ворошить старые кости? Да и зачем? — Саруман глубоко вздохнул, широким, слегка нетвердым жестом протянул руку, опрокинул в свой кубок остатки вина из кувшина. — Ну, а ты, — после недолгой паузы он исподлобья устремил взгляд на Гэндальфа, и в его черных глазах мелькнуло что-то вроде осторожного сдержанного интереса, — ты с какой целью пожаловал ко мне на этот раз, Серый, может быть, просветишь меня наконец?
3. Тьма над Лихолесьем
…Громко лопнула в камине смолистая сосновая шишка. Снаружи, за стенами башни, торжествующе взревел ворвавшийся в крепость ветер, с дребезгом сорвал с крыши подвернувшегося сарая жестяной флюгерок и швырнул добычу куда-то под ближайшую стену. Гэндальф придвинул свое кресло поближе к камину и вытянул ноги к огню; его насквозь промокшие походные сапоги тотчас же деятельно закурились, окутались парко́м, точно лысые вершины стылых северных холмов.
— Ты меня удивляешь, Саруман. Разве я не могу навестить тебя, моего старого соратника и друга, просто так, совершенно без всякой цели? Ненадолго озарить, так сказать, своим присутствием эту угрюмую каменную башню? Право, я нисколько не сомневался, что ты станешь приветствовать нашу встречу с таким же восторгом, нетерпением и пылом, с каким (особенно в последние несколько часов) собирался приветствовать её я.
— Ну-ну, — проворчал Саруман, — я уверен, что свой пыл, восторги и нетерпение ты мог бы приберечь для какого-нибудь более подходящего случая, Гэндальф. В чем же все-таки дело?
Гэндальф потер друг о друга вспотевшие ладони.
— Откровенно говоря, мне нужен твой совет.
— Уже теплее…
— Тебе, конечно, известна история Траина, короля Эребора, Одинокой Горы? Этот гном пропал несколько лет назад.
— Пропал? — Саруман споро изобразил заинтересованность. — Да-да, что-то такое я слышал… Но Эребор, Подгорное царство, было разорено драконом Смаугом еще в прошлом веке.
— То-то и оно. Трору и его сыну Траину тогда удалось спастись, и долгие годы они скитались по Сумеречным землям, пока наконец не нашли пристанище в отрогах Эред Луина — но это так, присказка… сказка-то, собственно говоря, еще впереди. Старик Трор вскоре погиб, а Траину не давала покоя мысль о сокровищах, оставшихся в Одинокой Горе под властью дракона, и с полдюжины лет назад, собрав отряд единомышленников, он решил-таки рискнуть и вернуться в многострадальный Эребор. Впрочем, до Одинокой Горы этот бедолага так и не дошел.
— Что значит — не дошел? Он умер?
— Нет, не умер… во всяком случае, мертвым его никто не видел. Его вообще больше никто не видел — он просто пропал, бесследно исчез, сгинул без вести. Однажды темной осенней ночью гномы брели долиной Андуина, и проливной дождь вынудил их искать прибежища под кронами Лихолесья — а наутро Траин исчез. Вот просто — исчез, испарился, не оставив ни малейших следов, будто провалился сквозь землю. Спутники несколько дней искали его, но, так и не найдя, решили вернуться домой… Эту историю я слышал из их собственных уст, Саруман, когда минувшей осенью побывал в Эред Луине — и, поскольку у меня не было никаких причин им не верить, я решил…
— Отправиться искать пропавшего Траина по всем Диким Землям?
— Да.
— А почему, любопытно, тебя так интересует судьба этого гнома… только потому, что он королевских кровей?
— Я склонен полагать, что у него находилось одно из волшебных Колец — одно из Семи… да-да, из тех самых, о которых не к ночи пристало упоминать. Именно поэтому-то он и исчез.
Саруман и бровью не повел.
— Ты что же, полагаешь…
— Именно так. Я полагаю, что в Лихолесье Траин был похищен — тем, кому требовалось завладеть хранящимся у него Кольцом. С некоторых пор над Лихолесьем сгущается Тьма, и там творятся поистине темные, необъяснимые дела, как будто некая злая сила нашла прибежище в его буреломных чащобах и непроходимых болотах, и поэтому…
Гэндальф внезапно оборвал себя на полуслове; взял щипцы, лежавшие на каминной полке, и принялся аккуратно снимать нагар со свечей, которые мерцали на маленьком столике, разделяющем собеседников. Саруман порывисто подался вперед, наклонился ближе к волшебнику.
— И потому что? — спросил он вполголоса.
Гэндальф оглянулся через плечо.
— Я надеюсь, здесь мы можем разговаривать без опаски?
— Разумеется В Ортханке, поверь, нет посторонних ушей… В чем дело?
— А твой… орк? Ему можно доверять?
— Вполне. Он ничего не смыслит в таких делах.
— Что ж, тем лучше для него. Ты, конечно, знаешь, что с недавнего времени полуразрушенный замок, стоящий на юго-западной окраине Лихолесья — его называют Дол Гулдуром — был полностью восстановлен и, по всей видимости, обрел нового хозяина… Ну-ка скажи, тебе что-нибудь известно об этом славном парне?
— О хозяине Дол Гулдура?
— Да.
— Ты полагаешь, что источник всех этих, гм, нездоровых явлений, наполнивших Лихолесье, находится в Замке?
— Похоже, что так. Ну так что ты все-таки о нем знаешь, дружище?
Саруман задумчиво поднял брови.
— Да, собственно говоря, вовсе не так много, как тебе хотелось бы, Гэндальф. Эта лесная крепость — темная штучка… Места там глухие, на многие мили вокруг — безлюдье и бездорожье, леса и чащобы, непроходимые болота и топи. Впрочем, если обитатель Замка жаждет уединения, не боится обособленности и болотного гнуса и притом желает скрыть от докучных зевак все следы своей деятельности, какая бы она ни была — лучшего места для тайного логовища ему не найти. В общем, если тебя действительно интересует мое мнение, я склонен полагать, что заправляет в Замке один из назгулов — один из тех Девяти, что некогда подчинились Саурону и заслужили прозвание Призраков Кольца.
— Понятно. — Гэндальф закусил губу. — Значит, ты тоже считаешь, что это может быть один из назгулов, так?
— А у тебя существует иная идея на этот счет?
— Пожалуй, да. Конечно, назгулы — тоже не очень-то симпатичная публика, что и говорить, но я боюсь, как бы в действительности дела не обстояли намного хуже.
— Но ты же не допускаешь мысли, что хозяин Замка
