лежала на земле.
— Я позабочусь о нёй.
Он вышел на улицу, чтобы забрать раненную, и я наблюдала из окна, как он осторожно поднял её и покачал в руках.
— Жить будет, с крыльями всё нормально. Видать свет из дома её запутал. Я отнесу её на ближайшую ветку.
Некоторое время я всё ещё в замешательстве смотрела, как он исчезает в ночи, и только позже стала медленно приходить в себя. Эти недели были невыносимыми. Мигрени, кошмары, постоянные боли — всё просто изнывало меня каждый день, и я не могла ничего с этим сделать. А самое ужасное, что в голове была пустота.
Вскоре Айзек вернулся. Он сделал нам горячий травяной чай, и мы сели пить его возле камина.
— Тебе не холодно? — спросил он.
— Нет.
— Кристал, я не собираюсь спрашивать про твоё самочувствие. — сказал он аккуратно, следя за моей реакцией.
Я посмотрела на него вопросительно.
— Я имею в виду, что совершенно ясно, что с тобой не все в порядке, — сказал он, пристально глядя на меня.
— И я не собираюсь притворяться, что ничего не замечаю. Выскажешь — станет легче.
Айзек некоторое время пристально смотрел на меня, видимо ожидая, что же я скажу.
А что же мне было сказать? Нечего.
Пожалуй, надо найти правильные слова, чтобы выразить охватившее меня смятение…
Но таковых не было.
Торнадо, пройдя по моей душе, не оставило ничего, кроме хаоса и разрушения. Как я могла передать тяжесть пустоты, страха и боли, которые так долго давили на меня какими-то словами?
Слова состоят из одних и тех же 33 букв, которые просто расставляют по-разному. Как они могут что-то вообще означать?
Детдомовские не верят в слова. Если тебе что-то не нравиться, меняй это. Мы не делимся своими чувствами и не раскрываем свои слабости, потому что это может привести к уязвимости, которая может сделать нас легкой мишенью хищников.
Айзек опустил стакан на стол, возвращая моё внимание к нему.
По спине пробежал холодок. Некогда завораживающие голубые глаза потемнели, а точеная линия подбородка напряглась, придавая ему суровый и устрашающий вид.
— Ты что, не услышала вопроса? — потребовал он, его голос прорезал тишину.
Я с трудом сглотнула, чувствуя, как тяжесть его слов давит на меня. Мой разум лихорадочно работал, но губы онемели.
— Я…Я услышала, — пробормотала я, изо всех сил пытаясь обрести дар речи.
— Тогда отвечай, — твердо сказал он. — Ты не можешь просто сидеть в своей скорлупе и ожидать, что все будет хорошо.
Голос Айзека был холодным, жестким и непреклонным.
Таким его я ещё не слышала.
— Если у тебя есть какие-то беспокойства, а они у тебя явно есть, ты должна их озвучить. Я ясно выразился?
— Д-да, — заикаясь, выдавила я.
— Тогда говори, — потребовал он, сверля меня взглядом.
Меня охватила паника, и я не могла подобрать слов.
— Я не знаю как, — наконец смогла прошептать я, чувствуя себя маленькой и беспомощной перед ним.
Айзек смотрит на меня, и выражение его лица немного смягчается.
— Что ты чувствуешь? Скажи первое слово, которое пришло на ум.
— Пустота.
— Пустота, это то, что ты чувствуешь? — повторяет он низким и размеренным голосом.
Словно тяжелый груз давит мне на грудь, выдавливая из меня дыхание. Мне сразу хочется забрать сказанное обратно.
— Не знаю…
Айзек вздыхает.
— Ты не знаешь? А кто знает? — недоверчиво повторяет он. — Как ты можешь не знать? Ради бога, ты взрослая девушка. Ты должна знать, что ты чувствуешь и почему ты это чувствуешь.
Во мне поднялась волна гнева, и я неосознанно сжала руки в кулаки.
— Я пытаюсь, ладно? — огрызаюсь я, слегка повышая голос.
— Что ж, это начало, — говорит он более резким тоном, чем раньше. — Но этого недостаточно. Ты не можешь просто сидеть и жалеть себя, ожидая, что кто-то другой все исправит. Тебе нужно принять меры.
— Легко сказать, — я разозлилась. — я нахожусь бог знает где с незнакомцем! И я совершенно не помню, что со мной случилось!
— Тогда, милая, продолжай зацикливаться на прошлом или на том, чего ты не знаешь. Надо акцентировать внимание на настоящем и будущем. Тебе нужно взять свою жизнь под контроль.
Я угрюмо усмехнулась.
— Да я даже не знаю, кто я такая! И дело далеко не в потери памяти! — кричу я в разочаровании и чувствую как слезы наворачиваются на мои глаза.
— Это не значит, что ты не можешь начать все сначала. Ты можешь создать для себя новую личность, новую жизнь. Просто нужно быть готовым приложить усилия.
Как же мне хочется закончить этот чёртов разговор.
— Хорошо, а каков твой план? — в этот раз его голос уже менее строг.
— Мой план — просто выжить, проживать каждый день, не сходя с ума! Знаешь сейчас и это не даётся.
Голос Айзека становится тверже, а его взгляд жестче:
— Перестань жаловаться, — говорит он, повышая голос. — Ты можешь начать хотя бы с поиска ответов, — попытками собрать воедино свое прошлое. Но самое главное, тебе нужно начать заботиться о себе, физически и морально. Ты не можешь продолжать так жить.
Его слова обрушиваются на меня, как тонна кирпичей, и я чувствую, что тону в них, опускаясь на дно.
— А что потом? — спрашиваю я, мой голос едва громче шепота. — Что, если я не смогу найти ответы? Что, если я застряну здесь навсегда?
— Тогда ты навсегда застрянешь в этом пустом состоянии, — говорит он по-прежнему твердым, но не резким тоном. — Это то, чего ты хочешь?
Я делаю глубокий вдох, пытаясь успокоиться, но его внезапное прикосновение посылает по мне электрический разряд. Его пальцы хватают меня за подбородок и поднимают моё лицо, чтобы я встретилась с ним взглядом.
— Смотри на меня, когда я говорю с тобой, — приказывает он низким и хрипловатым голосом. — Ты этого хочешь?
Я качаю головой:
