запись их голоса; мое желание как бы бросает тень на свой объект, делает его прокаженным. Я всегда должен подвергать сомнению то, что произношу (в первую очередь из-за системы юридических сдержек и противовесов), невольно находясь в позиции подчиненного, даже если человек, который может изъявить волю подать на меня в суд, не осведомлен о том, что я написал эти строки. А если человек, которого я любил, гомосексуален, я ни в коем случае не могу допустить аутинга, которому когда-то подвергли меня самого. Я не только не могу указать здесь настоящих имен и профессий, но я даже не могу сказать, какого цвета его глаза — мне остается только грустно смотреть на него, как это делает в финале второго «Человек-паука» Мэри Джейн в исполнении Кирстен Данст, когда сбегает со свадьбы, чтобы сказать: «Задай им, герой» — и посмотреть Питеру вслед. Это исторический, водораздельный финал для супергеройских фильмов, потому что женщина в нем не занимает пассивную позицию — взгляд в последнем кадре принадлежит Мэри Джейн, и он, как призрак, еще долго преследует зрителя по окончании фильма. За каждым Человеком-пауком («Мой любовник, мой муж и мой лучший друг», — обращается она к нему в письме в TASM #494, моем первом комиксе) стоит женщина, постоянно мерцающая между полюсами невинности и сексуальности, беззащитности и опасности, беспомощности и решительности. Это она, похищенная из квартиры в халате и домашних тапочках, стреляет в Зеленого Гоблина на Бруклинском мосту, чтобы история Гвен Стейси ни за что не повторилась[14], и, спасая Питера, врезается в другого Зеленого Гоблина на угнанном грузовике[15]. В финале второго «Человека-паука» нам показывают действующего, а затем ожидающую, ставя при этом вопрос о том, каково это — быть на месте той, кто ждет. Это вопрос, ответить на который можно только обращаясь к обеим сторонам.
«УДИВИТЕЛЬНЫЕ ЛЮДИ ИКС» ДЖОСА УИДОНА И ДЖОНА КЭССЕДЕЯ (2004–07)
Противостояние между небезупречным добром и неоднозначным злом: в «Удивительных Людях Икс» Джос Уидон постепенно размывает оттенки светлого и темного. Задолго до присоединения к Людям Икс Эмма Фрост, внушительная полураздетая блондинка, способная превращаться в бриллиант и читать мысли (чаще всего авторы-мужчины используют ее как усладу для глаз), похитила Китти Прайд, маленькую, плотно закамуфлированную шатенку, умеющую становиться прозрачной (ее легко свести к персонажу-стереотипу, олицетворяющему весь еврейский народ). С тех пор утекло много воды, и теперь Эмма руководит Школой для одаренных и встречается с лидером Людей Икс Циклопом. Однако Китти сложно переубедить, и когда Кассандра Нова, безумная сестра-близнец Чарльза Ксавьера, завладевает разумом Эммы и приказывает ей отомстить Людям Икс, Китти единственная, кто может противостоять своему давнему врагу. Несмотря на свои сверхспособности, Эмма, отягощенная виной за свое злодейское прошлое, гораздо уязвимее Китти, способной вырвать у человека сердце (даже если этот человек находится в бриллиантовой форме), будучи при этом недоступной для физического урона. Однако Китти никогда не использует свои силы для убийства, предпочитая путь тихого сопротивления: ее супергеройский позывной — Призрачная кошка.
Шатенка и блондинка, еврейка и арийка, сострадающая и не знающая пощады: у одной хмуро насуплены брови, у другой надменно искривлены губы. Легко интерпретировать этих героинь как выражение однобокого восприятия женщин, благодетельных и разрушительных, — если бы только Китти не могла (хотя и очень хочет) иметь детей; если бы только Эмма (а не Китти, еврейка) не была свидетельницей геноцида на острове мутантов Геноша; если бы только эти женщины (в какой-то момент рука Китти выходит из зеркала, в которое смотрит Эмма, и ударяет ее лицом о стекло) не были так друг на друга похожи. Уидон перекраивает стандартные женские архетипы матери и шлюхи, делая героинь комплексными, отягощенными виной, но вступающими в неожиданный для них обеих симбиоз, чтобы побороть собственных демонов.
Героини проходят через четыре эпические арки, через несколько миров, и в финале[16] Китти оказывается внутри гигантской неуязвимой пули, пущенной инопланетянами в Землю. Эта тихая, прозрачная, ходящая тенью девушка — та, кто может спасти планету от разрушения; единственная, кто может выйти с ней на связь, — Эмма Фрост, организующая временную телепатическую эвакуацию. Переговариваясь, она признает, что этого не должно было случиться с Китти — с кем угодно, но не с Китти, — и сознается, что восхищена ею. Китти просит помощи у всевышнего, а потом сливается с пулей, чтобы ее обезвредить, и спасает Землю. Это подвиг, о котором никто не узнает, призрачный, секретный подвиг, подвиг тени; женщина вписывает себя в историю и супергеройский канон (ведь каждый из супергероев обязан хоть раз спасти Землю) тем, что стерла себя из этого канона, подобно Сильвии Плат, Вирджинии Вулф, Ингеборг Бахман.
Май 2014. За неделю до последнего учебного дня я прихожу сдать биологию; на вопрос преподавательницы, куда я поступаю, я отвечаю: «Во ВГИК, но меня интересует не только кино», и рассказываю ей о людях, которые называют себя перформерами и используют свое тело ненадлежащим образом. Вечером перед последним учебным днем я белой краской наношу на черную футболку надпись I Have No Mouth and I Must Scream и оставляю сушиться. Утром в последний учебный день, объявленный днем непослушания, я крест-накрест заклеиваю рот черной изолентой, надеваю футболку, черные брюки, черные кеды и отправляюсь в школу. Я не отвечаю на занятиях (учителя уже не могут причинить мне вреда, потому что оценки выставлены в ведомости) и не реагирую на приветствия (я и так представляю собой чистый текст, понятный даже тем, кто не знает английского). Пока выпускники и выпускницы в гавайских рубашках и купальниках поливают друг друга из водяных пистолетов, я передвигаюсь по школе, ловя на себе взгляды — уничижающие, возмущенные, восхищенные. Никто ничего не предпринимает, никто не останавливает меня, никто не просит меня снять изоленту. В Смоленске у меня никогда не было рта — чтобы кричать (в провинциальном городе мой голос никому не был нужен), чтобы целоваться (аккуратная школьная форма сделала меня фригидным), чтобы получать отметки, которые заслуживаю, а не которые мне хотят выставить. Когда на вручение диплома я выхожу с заклеенным ртом, директриса тихо произносит: «Даже спасибо не сказал».
IX
Как и во многих других работах Мура, в «Прометее» мир заканчивается. Отец Прометеи создал бомбу замедленного действия: его дочь — эманация Вавилонской блудницы, ее цель — покончить со вселенной. Но как и с любой страницей, панелью, облачком, у Мура всё не так просто. Апокалипсис — это метафора, так же как чаша является метафорой женщины, меч — метафорой разума, а струящаяся ртуть — метафорой языка; Гермес и есть человеческая коммуникация, Афродита и есть
