* * *
В Махи я вернулся под покровом ночи, как распоследний вор. И, как оказалось, перестраховывался весьма не зря. Едва я вышел на связь, как Кара тут же телеграфировала мне, что в первом кольце города царит какое-то нездоровое оживление. Городская стража и аристократы просто сбились с ног в попытках разыскать одного юного Аколита, не так давно одолевшего Магистра Иматирос. И причины этого внезапного интереса мне были предельно ясны.
Совершенно очевидно, что мною заинтересовался Его Высочество Иилий, и теперь у меня могут возникнуть определенные трудности с передвижением по городу. Да и в Дивинатории, раз уж на то пошло, мне тоже появляться не стоит лишний раз, ведь там искать станут в первую очередь. Поэтому, если я не собираюсь безвылазно сидеть в своей комнате, забаррикадировавшись на все запоры, мне срочно требовалось подыскать для себя парочку убежищ. Представать пред очами Императора Исхироса в качества простолюдина было бы большим упущением с моей стороны. Ведь по какому сценарию пойдет в этом случае наше общение, спрогнозировать не составляло никакого труда. Скорее всего, меня бы просто попытались сломать и выбить силой подробнейшие инструкции и знания об искусстве метания молний. И как правитель потом решит поступить с искалеченным тельцем несчастного Аколита, ставшего теперь уже ненужным, известно одному только Ворга… кхм… одному Иилию.
Но зато вся эта ситуация, если правильно ее обыграть, дарила мне прекрасную возможность манипулировать аристократическими родами. Для этого нужно было только провести небольшую подготовку, после которой я вполне в состоянии подмять под себя всю имперскую провинцию.
Ну что же, значит, мне ничего не остается, кроме как придерживаться своей старой стратегии. Обнаружение в Разломе древнего пленника мало что изменило в моих планах, зато открыло новые горизонты. Если Дьявол явится в этот мир за осколком своей души, то могу ли я попытаться его уничтожить? Вероятно, что могу, особенно если он ожидает встретить тут молодого полудемона, а встретит монстра, упившегося кровью первородного патриарха. Но вот найду ли я в себе смелость для такого подвига? Даже и не знаю…
Впрочем, об этом пока еще рано думать. Чтобы напитать Сердце Сатаны энергией, мне предстоит истребить немало невинных соплеменников Данмара. Как знать, может именно это злодеяние и определит мое место? Сумею ли я после учиненного кровопролития сохранить хоть что-нибудь человеческое в себе? Если кинусь претворять в жизнь эту затею лично, то очень сомневаюсь. Но а что если сотворить все это чужими руками, став всего лишь катализатором социальной реакции? Полагаю, что в этом случае шансов на сохранение остатков моей души будет гораздо больше. Но пока все эти мои предположения писаны вилами по воде, и чем все обернется на самом деле покажет только время.
Еще Кара сообщила, что возникли некоторые проблемы с моими самыми первыми подчиненными. А точнее с одним Чаком. С тех пор, как орденцы начали устраивать облавы на моих пастырей, его обуял истовый страх. Он испугался того, что находится так близко к истокам многочисленной организации, которая в одночасье из уличной банды превратилась в фанатичную секту. И девушка просила у меня разрешения устранить это слабое звено.
Я, в целом, не возражал, полагая, что на данном этапе эта парочка уже выработала свой ресурс полезности. Они были для меня ценны, когда собирали оборванцев в единый кулак по злачным местам города. Однако в дальнейшем, похоже, больше тормозили и упирались, труся идти вперед. Но невзирая на это, я все равно решил дать Чаку последний шанс. Взявшись за сигнальный кристалл, я отправил короткое сообщение: «Постарайся его успокоить. Скажи, что скоро охота закончится. Если не поможет, действуй по обстановке».
Как только камушек мигнул ответным сигналом, оповещая меня о том, что мое послание принято и расшифровано, я направился к выходу из комнаты. Да, пожалуй, уже пора бы положить конец гонениям на вестников новой веры. А это будет затруднительно сделать, сидя в четырех стенах.
* * *
— Так ты и есть Аколит Данмар? — Суровый рослый воитель в черной броне изучающе смотрел на меня сверху вниз, сложив на груди могучие руки. Габаритами этот пес войны не сильно уступал Асталу, а вот по тяжести и пронзительности взгляда мог дать тому тысячу очков вперед.
— Да, экзарх, — смиренно склонил я голову. — Спасибо, что согласились выслушать.
— Это мой долг, как служителя Воргана, — сухо ответил жрец. — Один из послушников передал мне, что у тебя есть сведения о ковенах еретической секты?
— У меня есть гораздо больше, экзарх. Я готов рассказать о том самом ангеле, возвращение которого они славят.
Выражение лица храмовника не изменилось ни капли, если не считать опасного прищура глаз.
— Говори, — коротко приказал он.
— Я молю простить меня, но это слишком ценная информация. Я готов озвучить ее только на собрании экзархата Ордена, перед всеми патриархами.
— Не забывайся, мальчишка, — грозно предостерег меня приспешник Великого Стража. — Это весьма серьезный вопрос. За любую утайку ты можешь оказаться не на священном совете, а в допросной. И тогда тебя не защитят никакие личные заслуги и особые умения!
Вот даже как! Не думал, что орденцы следят за возней высокородных. Но, видимо, моя громкая победа над главой Иматирос достигла даже их ушей. Выходит, этот воитель совсем уж бесстрашный. Угрожать тому, кто способен сразить его одним разрядом Искры — это нужно быть либо полным глупцом, либо очень сильно верить в собственные силы. И на безумца, признаюсь, экзарх не походил совсем. Однако же и Мэрак, выходя со мной на Поединок Жизни, свято верил в свою победу. Так что убежденность черного воителя еще ни о чем не говорила.
— Прекрасно это понимаю, — подбавил я в голос немного упрямства, — но пытки можно перенести. Пусть и не всегда целиком. А вот если мои сведения каким-либо образом попадут в неблагонадежные руки, этого я уже не переживу. Поэтому, прошу внять моим словам, экзарх. Говорить я буду лишь единожды, и лишь на собрании Ордена Костяного Меча.
— Ты дерзок, Аколит, — будто бы с каким-то потаенным одобрением отметил жрец. — И я не вижу ни одной причины, которая мешала бы мне передать тебя прямо сейчас в руки инквизиторам.
— Хотите я вам эту причину назову? — Невозмутимо склонил я голову набок и без намека на страх посмотрел в волчьи глаза храмовника.
— Попробуй, мальчишка. Любопытно будет послушать.
— Если вы попытаетесь выбить у меня информацию силой, то не услышите вообще ничего.
— Слова самонадеянного юнца, который не знает, что такое настоящий допрос.
Впервые с начала нашего разговора на каменном лице жреца мелькнули какие-то намеки на человеческие эмоции. Он вроде бы даже усмехнулся краешком губ, но это мимическое движение оказалось столь ничтожным, что сказать с уверенностью, не почудилось ли мне это, было сложно.
— Смею предположить, экзарх, что об этом я знаю побольше вашего, — закинул я удочку, в надежде подтвердить свою теорию, что Искра тех, кто считает себя последователями Воргана, определенным образом влияет на их разум. — Когда вам в последний раз было по-настоящему больно?
